Вожделение бездны - [23]

Не буду же я ребёнку рассказывать, что по голосу вижу брови, доход, образование, семейное положение, а по тексту - рост, вес, цвет, возраст и группу крови.

- Пойдём в кафе, чаю попьём, у меня есть полчаса, - позвала я.

- Пойдём, но у меня…

- У меня есть. Пока не всё отняли.

- А кто?

- Сядем - расскажу. Может, и ты на что сгодишься.

Я рассказала мальчику, что пришла беда - отворяй ворота. И мне пишут анонимки на

тему не в свои сани не садись. И в стране расширяется прослойка блюстителей веры, мирян, возложивших на себя непосильную ношу - всех построить. А начали с меня, недостойной.

- А вы что - атеистка? - один раз перебил меня Магиандр, оторопев.

- Боже сохрани, я даже крещена в тридцать лет. Сознательно, сама, по любви, влечению, убеждению, словом, как надо, так и крещена. Это у них, оголтелых, рудименты чешутся.

Повесть моя о редакционных буднях огорчила ребёнка не на шутку. Он полагал, что в окрестности храма правды все святые. Почему он так полагал!..

- Давайте найдём анонимщиков, - загорелся Магиандр. - Покажем их гнусную сущность, как говорил папа.

- Давай. Заодно развеемся, расшевелимся, а то страшно. Будто гидра ползёт прямо из-под пола, а у меня нет гидрокостюма.

Магиандр улыбнулся, а можно было и посмеяться. Устал. И вдруг, помычав, помотав головой, покусав пальцы, подробно обрисовал положение в семье: горе отца, смятение матери, изувечение драгоценной книги, саднящие воспоминания о новосибирском докладе, общий упадок.

- А что за рудименты у них чешутся? - уточнил он по окончании.

- Тотальное - оно удобное. На миру и смерть красна. Кто не с нами, тот против нас. Цитаты любишь? Ну впитывай:

"Вокруг нашей эпохи никогда не исчезнет ореол величия: мы строим коммунизм. В ходе этого великого созидательного процесса формируется новый человек. В нём развиваются и совершенствуются замечательные жизнеутверждающие качества: наслаждение общественно полезным трудом, неутолимая жажда знаний, творчества, сила разума, величие и чистота нравственных свойств, душевная цельность, чувство прекрасного в жизни, в людях, в искусстве, богатство и утончённость всей духовной культуры"

(А.Г. Спиркин. Курс марксистской философии. М.: Мысль, 1964. С. 3.)

- Да это же мой папа! - радостно воскликнул Магиандр и тут же поник, мгновенно сообразив, что радоваться особенно нечему. - Он это цитировал.

- Не грусти. Оно во всех советских понемногу, но у кого-то сей пафос уже вызывает законное чувство стыда, поскольку, помимо дурного вкуса, тут выпирает

гордыня в чистом и совершенном облике. А у кого-то не вызывает никакого стыда, и

чудовищно хочется жить в облаке слов, эмоций, возвышающих тебя не по заслугам, а по имманентности: советский, коммунистический - значит, лучший. Это раньше. Теперь надо искать другое дерево. Нашли.

- Но ведь автор, процитированный, врёт, я чувствую фальшь, я же учу стилистику…

- Разумеется, врёт. Чистота нравственных свойств как жизнеутверждающее качество! Стилистика была хоть куда! Стильная. Чеканка. Живучая, очень живучая… Только бы не я грешный, только бы другие.

- Ой, - вдруг огорчился Магиандр. - А это моя мама…

Я невольно обернулась, но в кафе никого больше не было.

- Вы не поняли, - грустно сказал мальчик. - Её слова, позиция. Я всю жизнь смутно чувствовал, но мама у нас очень молчаливая, однако, знаете, полувзгляд, оговорки, жесты…

- Ладно, Магиандр, давай не будем осуждать родителей, они сами разберутся, а ты лучше скажи, как сам-то дальше? Твои письма горячие, волнуешься ты, понимаю, но как-то надо всё это урегулировать. Мне уже не привыкать: бред и бред. А ты молодой, талантливый, я читала твои басенки.

- Не знаю. Подумаю, почувствую, к батюшке в храм схожу…

Мы расстались почти друзьями. Я побежала на всё ещё любимую работу, а Магиандр пошёл к батюшке, погружённый в тягостные думы. Наверное, о стилистике времён и лексике греховности.

Глава 18

Взяло кота поперёк живота. Не стерпела душа - на простор пошла. От своей тени не уйдёшь. Хлеб за брюхом не ходит

Аня мчала мерсик по Кутузовскому проспекту. Профессор, по жизни бесстрастный пешеход, любознательно вглядывался в город из подвижного оконного ракурса и ощущал мировоззренческую разницу. Правду говорят: единожды промчался по осевой,

с мигалкой на крыше, - всё, другой человек. Кто сел к блондинке в мерседес, тот… но такой приметы пока нет. Или есть?

Промелькнула подворотня, близ которой он провёл первый раунд одаривания прохожей дамы, в день потешного замысла рассовать по людям их любимые ложные ценности, раздать котят в добрые руки. Не даются добрые руки. Своих котят полно…

Теперь, окрылённый духом спасательства своей любимой, он захотел подвига. Возжаждал. Взалкал. Сильно.

Он проникся полумистическим интересом: могут ли эти самовральные двуногие механизмы сложиться полями, высокой волной поднять энергию вековечного заблуждения - и выдать ему человеческое чудо? Пусть откроется форточка, и

карлсон осыплет голову коллекционера тремя тысячами евро на реставрацию краденой Библии, умученной на профессоровой кухне пошлой дурой с точечными глазками!

Вихри времени! Мхи, кораллы неизвестного наросли на людях, пока он мирно копал жанры, стилистику, любовался удавом, разбрасывающим буквы. Надо же: вспомнив удава, вмиг увидел его; толстая строка, выползающая из закромов сознания,