Возгорится пламя - [59]

— Самовар вскипел, — сказала Паша.

Владимир Ильич, отправляясь в кухню за самоваром, хлопнул мальчика по плечу.

— Спасибо, дружище! Сбрасывай шубу и — за стол. Никаких отговорок. Выпьешь с вареньем. И вон — ватрушки на столе. Любишь? Вот и договорились. Я тоже люблю горячие ватрушки. Пашенька у нас стряпать великая мастерица!

На следующий день Владимир Ильич написал в Бельгию Маняше, теперь студентке Брюссельского университета: «…получил-таки свой сборник. Попрошу Анюту послать тебе экземплярчик». Старшей сестре он отправил большой список, по которому книгу следовало послать и в Питер, и в Москву, и на архангельский север, и в приднепровские города…

Целый вечер вдвоем запаковывали бандероли, надписывали адреса: в Минусинск и Тесь, в Красноярск и Верхоленск, в Енисейск и Туруханск… Беспокоились: не забыть бы кого-нибудь из друзей и знакомых… Лепешинским в Курагинское — обязательно. Сильвину в село Тасеевское — непременно. Всем не хватит? Анюта пришлет еще…

Автору хотелось на каждой книге поставить автограф: «Дорогому другу», или «Товарищу и единомышленнику», или просто «На добрую память», но приходилось удерживать себя: не ровен час, попадет книга с надписью на глаза жандармам.

Как раз в эти дни проездом заглянул к ним Курнатовский, попросил сделать надпись, — он ничего и никого не боится. А автограф для него дорог.

— Вам — с большой радостью! — И Владимир Ильич слова о дружбе и товариществе скрепил своей новой подписью: «В.Ильин».

5

Целые дни Владимир проводил у конторки.

За почтой теперь ходила Надя. Она же первой просматривала газеты и журналы. В короткие перерывы рассказывала о важнейших новостях, называла статьи и корреспонденции, которые, по ее мнению, следует прочесть ему самому.

В журнале «Жизнь» ее внимание привлекла статья о влиянии машин. Автор пытался доказать, что «сельскохозяйственные работы сделались не только вредными, а даже опасными. В одной Екатеринославской губернии ежегодно насчитывается до 320 жертв сельскохозяйственных машин».

— Так и написано: «жертвы»? — Владимир хохотал, уткнув руки в бока. — Будто людей загрызли африканские львы! Дикая народническая чепуха! Вот уж действительно, «кого Юпитер захочет погубить, того сначала лишит разума»! Призыв — назад к мотыге, к каменным топорам! Но богатые мужики не внемлют, даже здесь покупают жнейки, молотилки да веялки.

— А в «Московских ведомостях», — продолжала рассказывать Надя, — сегодня есть проект, касающийся Сибири. Предводитель курского дворянства Дурново…

— Не братец ли Петра Николаевича, товарища министра внутренних дел?

— Тут — А.Д. Возможно, родственник.

— И что же он придумал, курский Дурново? Чем собирается осчастливить матушку-Сибирь?

— Сетует, что дворянства, «искони составляющего посредствующее звено между народом и престолом, в Сибири нет». И предлагает… Сейчас найду… Вот: «Колонизация новых переселенческих участков должна быть производима крестьянами и дворянами».

— Н-да. Мужику нарезать на семью пятнадцать десятин, помещику — три тысячи. На меньшее они не пойдут.

— Дворянское собрание постановило ходатайствовать перед правительством.

— Это дьявольский план! И он, конечно, придуман не в Курбке. Подсказан охранкой, Зубатовым, тем же пресловутым Петром Николаевичем. Крепостникам неймется. Готовятся к новому наглому расхищению земель. И они, если успеют, могут добиться, что проект станет законом. Правительство поспешит с подачками благородным единомышленникам, попытается поскорее создать здесь новый рай для помещиков и новый ад для крестьян. Почему поторопится? Боятся царедворцы Сибири. Вот оборотная сторона медали. Сибирский крестьянин, как мы с тобой неоднократно убеждались, самостоятельнее, несравненно самостоятельнее российского, не был приучен к работе из-под палки. Здесь много ссыльных. Под их влиянием и среди местной интеллигенции растет число людей, по жандармской терминологии, неблагонадежных. Вот и замышляют монархисты создать в Сибири надежный оплот своей власти.

— Поздно спохватились.

— Да, я так же думаю. Даже самые серые крестьяне, когда увидят, что им садят на шею помещика, поймут, о ком заботится царь-батюшка и какое правительство нужно народу. Не могут не понять. Ну, а еще что сегодня? День, я вижу, богатый новостями.

— Во «Frankfurter Zeitung» — отчет о Штутгартском съезде Германской социал-демократической партии.

— А ну-ка дай. Где? Это нам необходимо знать.

— Вот. Я пробежала. Но надо еще со словарем, есть непонятные слова и выражения. А до сути как будто добралась. Об Эдуарде Бернштейне. Он прислал съезду какое-то письменное объяснение, которое, как сказано тут, многих не удовлетворило.

Бернштейн. Впервые эту фамилию Владимир Ильич услышал в 1895 году, когда жил за границей. Газеты писали о смерти Фридриха Энгельса. Верный друг гениального Маркса одним из своих душеприказчиков назвал этого немца как единомышленника и близкого человека. Именно ему, Эдуарду Бернштейну, предстояло участвовать в погружении в море урны с пеплом умершего. Ему и Августу Бебелю Энгельс завещал все свои рукописи, все письма.

Что могло случиться? В чем разногласия? Может быть, несущественные?