Воздушные замки. Путь к разгадке - [32]

Он встретил ее приветливой улыбкой, полагая, что Жуана пришла к нему как подружка Тьягу. А она выпалила с порога:

— Я узнала, что вы — мой отец! Мама приходила к вам, просила о помощи, но вы отказали, обидели ее! Вы жестокий человек, сеньор Антониу!.. У вас нет сердца!..

Она уже повернулась, чтобы уйти, но вспомнила, как плакала Жанета, и, пересилив себя, сменила тон:

— Если в вашей душе есть хоть капелька сочувствия, то помогите нам! Ведь до сих пор мы вас не беспокоили. И деньги эти со временем вернем! Помогите мне закончить колледж, а маме — расплатиться с долгами!

Все то время, пока она говорила, Сан-Марино молча испепелял ее взглядом, от которого у Жуаны мурашки бежали по коже. Наконец ей стало ясно, что на помощь тут рассчитывать не стоит, и она умолкла.

Тогда и вступил Сан-Марино:

— Я выслушал тебя. А теперь — убирайся вон! И впредь не смей меня беспокоить!

Домой Жуана вернулась вся в слезах и еще долго рыдала, говоря, матери:

— Ну почему мне так не повезло с отцом? Почему я такая несчастная? Почему я влюбилась в Тьягу — в своего брата?! Это все ужасно, мама!..

— Прости меня, дочка, прости! — только и могла ответить на это Жанета.

Глава 10

Сели вернулась домой, но кроткий свет тишины и покоя, который обычно сопутствовал ей, освещая все вокруг, на этот раз не осенил родного крова.

Отавиу смотрел на свою младшую, и сердце его сжималось от боли, потому что болела и Сели.

Обрушившиеся на девушку несчастья и невзгоды подточили ее душевные силы, и она заболела неверием. Вместо молитвы ее прибежищем стали бунт и агрессия, она бросала вызов судьбе и Богу, которые обошлись с ней так жестоко.

Отавиу жалел свою голубку, разрядившуюся в павлиньи перья, но ничего не говорил ей. Он понимал, что одной из причин болезненного состояния Сели было его состояние. Но признаться, дочери в выздоровлении не мог. Иначе как бы он довел до конца задуманное, выследил и избавил свою семью от давнего врага? Сумасшествие было его единственным оружием и подспорьем в неравной борьбе с почти всемогущим противником. И значит? Значит, нужно было терпеть и ему, и  бедняжке Сели.

— Она наживает жизненный опыт, — твердил Отавиу себе в утешение.

И так оно и было.

Сели больше не чуралась мирской жизни, не бежала от нее. Наоборот, все, от чего еще недавно она отказывалась и что презирала, теперь было ею демонстративно одобрено. Ночные клубы, дансинги, бары больше не вызывали у нее отторжения, она уходила вечером и возвращалась к утру.

Со стороны могло показаться, что девушка судорожно наверстывает упущенное, но на самом деле она проходила трудный период адаптации, стараясь прижиться в чуждой ей до поры до времени среде. Ей предстояло преодолеть свои комплексы, обрести привычки и навыки, свойственные ее сверстникам, разобраться, не осуждая, что для них хорошо и что плохо. Проводником в новом для Сели мире стал Лулу. Он очень изменился с тех пор, как подружился с Сели.

— Благодаря тебе я стал совсем другим человеком, — говорил он ей, глядя на нее влюбленными глазами.

Лулу впервые влюбился всерьез, и любовь открыла ему глаза и сердце. Мир заиграл для него всеми красками, он почувствовал себя счастливым и был благодарен Сели за новое, не испытанное им ранее состояние.

А Сели? Сели приходилось очень трудно. Она чувствовала себя бесконечно одинокой и очень несчастной. Но именно поэтому всеми силами старалась казаться независимой и благополучной. Никто не должен был заподозрить, в каком тяжелом душевном состоянии она находится! Она будет танцевать и веселиться до упаду, чтобы никто не заметил ее отчаяния.

Чаще всего они с Лулу ходили в дансинги, где и в самом деле можно было танцевать до упаду.

В этот вечер они выбрали дансинг на набережной, самый модный среди молодежи в этом сезоне. Когда они пришли туда, народу было битком. И они не без труда нашли себе местечко.

Лулу не смущала теснота, он будет крепче прижимать к себе любимую, только и всего!

Они танцевали, глядя друг другу в глаза, но внезапно Сели ощутила какое-то беспокойство. Она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, но чем явственнее его ощущала, тем упорнее смотрела в глаза Лулу, сопротивляясь чужой настойчивости.

Но вот Лулу закружил ее вокруг себя, потом она закружилась одна, и, кружась, вдруг поймала взгляд Тьягу. Вот это было потрясение! По его лицу Сели поняла, что он давно заметил ее, давно зовет взглядом, обратил внимание на перемену, произошедшую с ней, изумлен, полон интереса. И тут же она заметила гневный ревнивый взгляд красивой девушки, с которой танцевал Тьягу.

Тьягу было двинулся к Сели, но девушка сумела увлечь его за собой, и потом уже Сели искала взглядом Тьягу, но никак не могла найти его.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что происходит. Сели поняла сразу — перед ней новая возлюбленная Тьягу, и оценила ее красоту. Та вела себя как хозяйка, значит, Тьягу любил ее, был согласен покоряться ей, считаться, беречь покой. Сколько бы ни твердила себе Сели, что желает Тьягу счастья с другой, увидев наяву это счастье, она не испытала ничего, кроме боли, гнева и ревности.

Лулу смотрел на раскрасневшуюся Сели с удивлением. Такой он ее еще не видел. Сверкающие глаза, пылающие щеки, поджатые губы.