Воздушные стены - [24]

Во всем этом пустынном безбрежии паломники не встретили никого, и уединение, вместо того чтобы принести опустошение одиночества, создало какой-то безмерный покой в душе Руди. Они редко говорили в эти дни, но никто, казалось, не страдал от этого. Разрозненные предложения, произнесенные за два или три дня, принимались за поток речи. Ингольд иногда показывал норку тарантула-ястреба, или следы маленького желтого кота-оленя; Руди временами спрашивал о кактусах или породе камня. Дважды они заметили Дарков, рыскавших по ночам. Но больше никто и ничто не нарушало этой идиллии.

— Сколько дней ты провел в пустыне? — спросил Руди после долгого молчания.

— Все время, — ответил Ингольд и улыбнулся в ответ на удивленный взгляд Руди.

Бледное покрывало облаков не разрывалось с самого начала их путешествия. При свете морщины на обветренном лице Ингольда были очень темными.

— Видишь ли, пустыня — мой дом. Кво — это дом моей души. Я родился в Кво, но вырос в пустыне. Я прошел ее из конца в конец, от границ джунглей Алкетча до холмов из лавы, ограждающих северный лед, но осталось еще много неведомого мне.

— Ты был в то время деревенским колдуном?

— О нет. Это случилось после того, как король Умар, отец Элдора, прогнал меня из Гея. Пятнадцать лет я отшельничал в стране раскалывающихся камней. Моими единственными спутниками были звезды и ветер. Почти четыре года я не встречал людей.

Руди пристально посмотрел на старика, и ужас охватил его. Это было непостижимо. Как и многие его ровесники, он редко предавался одиночеству. Руди не мог себе представить.

— Что же ты делал?

Голос выдал его чувства, и Ингольд мягко улыбнулся:

— Добывал еду. Наблюдал за животными и небом. И думал. Много думал.

— О чем?

Ингольд пожал плечами.

— О жизни. О себе. О человеческой глупости. О смерти. Страхе. Власти. Это было очень давно. Там был другой отшельник, человек большой силы и доброты. Он помог мне в тяжкую годину.

Старик нахмурил брови, вспоминая о чем-то. Руди представил его молодым, бредущим в одиночестве по пустынным землям. Ингольд покачал головой, будто прогоняя невероятную мысль.

— Скорее всего его уже нет в живых, ведь в то время он был совсем глубоким старцем, а мне было немногим больше твоего.

— Ты можешь найти его? — спросил Руди с любопытством. — Если он колдун, он может знать что-нибудь о колдунах в Кво?

— О, Кта не был колдуном. Я и в самом деле не знаю, кем он был. Просто маленький пожилой человек. Ни я, ни кто-либо другой не мог общаться с ним. Он бы нашелся, если бы захотел того сам. А если нет...

Ингольд развел руками.

— Я не видел его добрых пятнадцать лет.

Они еще немного прошли в тишине. Мысли Руди были в полном беспорядке. Глаза его различали крошечные следы на песке, рисунки ветра, очертания и виды растений, трепещущих на фоне пустого неба. Он пытался представить Ингольда молодым, старался нарисовать какую-нибудь ситуацию, в которой колдун отчаянно нуждался бы в помощи, стремился вообразить кого-нибудь способного дать старику то, что он не мог найти.

Они стали подниматься на вершину каменистого хребта. Ветер, переменивший направление, спутал длинные волосы Руди. Вдруг ему почудился отдаленный блеск в равнинах. Он остановился, чтобы заслонить от света глаза, но все равно не был уверен в том, что это было. Только грифы кружились там высоко в бледном воздухе.

— Что это? — тихо спросил он Ингольда.

Старик какое-то время не отвечал. Его сузившиеся глаза, обращенные вдаль, не выдавали никакой видимой тревоги. Но Руди чувствовал напряжение, возраставшее в нем с каждой секундой в ожидании нападения.

— Белые Рейдеры, — наконец сказал Ингольд.

Руди отвел глаза от жутких останков жертв Рейдеров. Трагедия произошла около недели назад. Все, что не успели разграбить грифы и шакалы, досталось муравьям. Полуистерзанный, полуразложившийся труп вызывал омерзение. Руди рассматривал семифутовый крест, установленный рядом с головой распростертой жертвы. Крест был украшен запутанными длинными узкими ленточками, пером, отполированной костью и стеклом. Сам крест был деревянный, редкий в этой безлесной местности, с черепом, прибитым в пересечении тонких перекладин. Пучки перьев и связанная в узлы трава игриво кружились на ветру, напоминая о леденцовых черепах с розами в глазницах на празднике Смерти.

— Это магический крест.

Ингольд обошел его, как кошка, оставляя лишь очертание следов на сухой кромке вскопанной земли. Его пальцы нежно потрогали гладкое дерево, как будто пытаясь прочесть что-то, потом задели качающееся стекло.

— Странно! — сказал он, как человек, нашедший в своем саду цветы, посаженные не им. Руди вздрогнул и пристально посмотрел на горизонт, как бы ожидая увидеть Рейдеров, материализующихся, подобно апачам, из песка и колючек.

— Это их рук дело?

— Да.

Ингольд подошел к останкам и нагнулся, рассматривая вызывающие отвращение кости. Руди отвернулся.

— Рейдеры приносят жертву для умиротворения того, кого они боятся, — ты видел это в долинах ниже Ренвета — и обычно, но не всегда, ставят магические кресты, чтобы владеть душой замученной жертвы.

Он выпрямился, нахмурив брови.