Воздухоплаватель - [22]

* * *

Баронесса де ля Рош, Анри Фарман, Бовье выходили из кафе в сопровождении русских офицеров. Танцующая толпа подхватила их, закружила, завертела. И вдруг сквозь разные музыки нескольких оркестриков, сквозь крики и нестройные песни авиаторы услышали стрекот аэропланного мотора.

Фарман первым стал тревожно выбираться из толпы. Клотильда, испуганно глядя вверх, уговаривала какого-то старичка отпустить ее. Но старичок обязательно хотел потанцевать с мадам и не понимал причин ее беспокойства.

А шум мотора все приближался и приближался. Через несколько секунд его услышали все. Оркестрики перестали играть, все задрали головы вверх, и над площадью показался аэроплан. В воздух понеслись восторженные крики, хохот, приветствия.

Анри Фарман наконец выбрался из толпы и с перекошенным от ярости лицом закричал:

— Сволочь! Мерзавец! — И бросился к Мациевичу: — Это ваш негодяй Заикин!

— Ура!!! — закричал поручик Горшков.

Мациевич напряженно смотрел вверх. Де ля Рош судорожно вцепилась в плечо Мациевича, не в силах оторвать глаз от аэроплана.

— Да вы понимаете, чем мне это грозит?! — в ярости закричал Фарман.

— Возьмите себя в руки, мэтр, — коротко посоветовал ему Мациевич.

— Где твой автомобиль?! — рявкнул Фарман, поворачиваясь к де ля Рош.

Толпа вопила от восторга, и маленькие оркестрики, задрав свои инструменты, почти слаженно исполнили какую-то помесь «канкана» с военным маршем.

Заикин оглядел площадь, помахал рукой и вдруг увидел, как несколько человек бегут от площади к боковой улочке, где стоял автомобиль. Заикин вгляделся и узнал Клотильду де ля Рош, Фармана, Мациевича. Заканчивая круг, он увидел, как они поспешно влезают в автомобиль, и испугался. Трусливо поглядывая вниз, он выровнял аэроплан и направил его в сторону летного поля. Оглянувшись, Заикин с ужасом заметил, что автомобиль помчался за ним.

* * *

Вздымая пыльное облако, автомобиль мчался по дороге. Он был набит людьми, как арбуз семечками. Держась за спинку переднего сиденья, всклокоченный Фарман грозил кулаком летевшему над ними аэроплану.

И у автомобиля, и у аэроплана скорость была одинаковой, и поэтому энергичные жесты господина Фармана очень нервировали Ивана Михайловича Заикина. В какой-то момент он обозлился и плюнул вниз, в сторону автомобиля. А затем плавно потянул рукоять управления на себя.

Аэроплан стал набирать высоту, автомобиль становился все меньше и меньше, и вскоре Заикин и вовсе перестал видеть мсье Фармана и тем более различать его жесты.

Тогда он счастливо рассмеялся и сказал вниз:

— Что, съел? А то размахался, видишь ли...

* * *

В автомобиле шла нервная перепалка.

— Я могу под суд пойти! — кричал Фарман. — В случае аварии у меня закроют летную школу! Негодяй!!! Ну, я ему покажу!

— Анри! — Де ля Рош повернулась к Фарману и с неожиданной силой сказала: — Анри! Вы ничего не посмеете сделать этому русскому! Вы меня слышите, Анри?

— Мне ничего не придется делать! — закричал Фарман, глядя на то, как аэроплан Заикина начал снижаться. — Через минуту он сам разобьется при посадке! Этот кретин обречен!

— Замолчите!!! — Де ля Рош вскочила коленями на сиденье мчащегося автомобиля и схватила Фарма-на за лацканы сюртука. — Слышите? Замолчите сейчас же!

Аэроплан сбросил обороты двигателя и стал медленно подбираться к земле.

— Успокойтесь, мсье, — сказал Мациевич Анри Фарману. — Это очень талантливый человек.

* * *

Заикин тоже нервничал. Земля надвигалась на него. Он осторожно выключил мотор, мелкими быстрыми движениями перекрестил себе живот и повел аэроплан на посадку.

* * *

— Стой! — закричал Фарман шоферу. Автомобиль остановился у самого края посадочной полосы.

— Все, — сказал Фарман. — Это конец...

Ему никто не ответил. Все смотрели на аэроплан. Пропеллер крутился вхолостую, и было слышно, как свистит ветер в расчалках крыльев.

И когда колеса аэроплана благополучно коснулись земли, Мациевич негромко сказал по-русски:

— Я же говорил вам, что это очень талантливый человек.

* * *

Ночью Заикин смотрел на освещенное голубоватым светом лицо Клотильды де ля Рош и говорил:

— Я тебе, Клава, вот что скажу: я этого дела все равно добьюсь. Я ни есть, ни пить, ни спать не буду. Мне что главное? Мне главное натренировать себя, чтобы я летун быд; первостатейный. Ну и конечно, документ получить. А уж тогда я Россию в обиду не дам! Это когда мы дома, нам все не нравится. То ругаем, другое, третье... А как кто со стороны ругать нас начнет, мы жутко обижаемся и сердимся. Тут, Клава, как с дитем получается: он у нас, у родителей, и такой, и сякой, и немазаный. Мы его и розгами, и внушениями, и по-всякому. А попробуй кто со стороны обидь его? Словом каким али еще пуще — за ухи отодрать... Да мы ж ему глотку перегрызем! И вправе будем. Кто тебе, басурманская твоя морда, на мое дитя руку позволил поднимать? А ну-ка! Вот какие дела... Понял? Компрене, говорю?

— Уи, уи... — закивала головой де ля Рош и счастливо прижалась щекой к огромной руке Заикина. — Же компран. Же компран бьен...

— Ничего ты не «компран», — ласково сказал Иван Михайлович и погладил Клотильду по голове. — Вот погоди, Клава, я еще по-французски выучусь!