Воздух, которым он дышит - [5]

Он одет в спортивный костюм. Белая футболка с длинными рукавами обтягивает мускулистые руки, черные шорты демонстрируют стройные ноги, а на лбу блестит испарина. Скорее всего, он вышел на пробежку с собакой и не удержал ее на поводке. Но почему он босиком? Впрочем, это не имеет значения. Его собака в порядке?

Мне нужно быть внимательнее!

– Мне так жаль, я не увидела… – бормочу я, но мужчина резко прерывает мои слова, будто они оскорбляют его.

– Какого хрена?! Ты издеваешься?! – орет он, и голос заставляет меня вздрогнуть. Он поднимает собаку на руки, прижимая к себе бережно, как ребенка.

Вот так мы и стоим. Он резко оборачивается вокруг себя, словно ищет взглядом машину или прохожего.

– Позвольте мне отвезти вас к ветеринару, – говорю я, чувствуя, как внутри все дрожит при взгляде на собаку в его руках. Я знаю, что он разозлен, но когда человек в панике, сложно винить его за такое поведение. Он не отвечает, а я вижу сомнение в его глазах. Его лицо обрамлено неаккуратной густой, темной бородой, рот скрыт где-то в ней, и поэтому все, на что я полагаюсь в разговоре с ним, – его глаза.

– Пожалуйста! – умоляю я. – Отсюда долго пешком.

Он кивает один только раз.

Я запрыгиваю в машину и завожу мотор.

– Что произошло? – спрашивает Эмма.

– Мы просто повезем собачку к врачу, чтобы он сказал, что с ней все хорошо, – и мне хочется верить, что я не вру дочери.

До ближайшей круглосуточной ветеринарной клиники около 20 минут на автомобиле, но машина едет не так быстро, как хотелось бы.

– Поверни налево, на Коблер-стрит, – приказывает он.

– По Харпер-авеню будет быстрее, – спорю я.

Он раздраженно хмыкает:

– Если не знаешь точно, какого черта говоришь? Поезжай через Коблер-стрит!

Я выдыхаю:

– Я умею водить!

– Ты? А я вот думаю, что твое умение водить является причиной того, что мы сидим здесь.

Я была в пяти секундах от решения выкинуть его из кабины, но скуление собаки стало единственной причиной, по которой я этого не делаю.

– Я вроде как извинилась.

– И чем это поможет моей собаке?

Мудак.

– Коблер-стрит – это следующий поворот направо, – говорит он.

– Харпер-авеню – через один поворот направо.

– Ты не поедешь по Харпер.

О! Да я теперь поеду только по Харпер лишь для того, чтобы этот парень обделался от злости. Кого он из себя возомнил?

Я повернула на Харпер.

– Просто, блин, поверить не могу, – стонет он.

Его раздражение вызывает во мне слабую торжествующую улыбку, но ровно до того момента, как я вижу зону строительства и запрещающие знаки.

– Ты всегда такая упертая?

– А ты… всегда… ты… – я заикаюсь, потому что в отличие от некоторых не привыкла спорить с людьми. Тут же стопорюсь, как ребенок, у которого мысли не успевают вовремя сформироваться в голове. Я и правда неуклюжа в спорах, умная мысль всегда приходит спустя три дня после ссоры.

– Ты всегда… всегда…

– Всегда что? Ну, выкладывай, используй свой речевой аппарат, – издевается он.

Я поворачиваю руль, направляясь к Коблер-стрит.

– Ты всегда…

– Ну же, Шерлок, вы можете сделать это, – мрачно потешается он.

– Мудак! – рявкаю я, когда машина выезжает на нужную улицу.

В салоне повисает тишина. Мои щеки пылают, а пальцы плотно обхватывают руль.

Когда мы подъезжаем, он открывает дверь и без лишних слов идет в клинику с собакой на руках. Как я поняла, это именно тот момент, когда мы должны расстаться, но я прекрасно понимаю, что не успокоюсь, пока не узнаю, что с собакой все в порядке.

– Мама? – зовет Эмма.

– Да, малыш?

– Кто такой мудак?

О боже, это была ошибка номер 582, допущенная в воспитании ребенка на сегодняшний день.

– Ну что ты, детка. Я сказала клещ.[3] Клещ – это насекомое.

– Так ты назвала этого человека насекомым?

– Да. Противное насекомое.

– А его собачка умрет? – спрашивает она снова.

Я искренне надеюсь, что нет.

После разговора с Эммой мы направляемся в больницу. Мужчина стоит, упершись руками в стол регистратора. Он что-то говорит, это видно по губам, но мы не слышим ни слова. Администратору, видимо, становится все более неуютно.

– Сэр, я просто прошу вас заполнить все формы и предоставить нам действующую кредитную карточку, иначе мы не сможем продолжить осмотр вашего питомца. Кроме того, вы не можете так просто входить сюда без обуви. Это неприемлемо.

Мужчина бьет кулаками об стол еще раз, затем принимается шагать взад-вперед, его руки ерошат длинные черные волосы на затылке. Дыхание тяжелое и неровное, он еле сдерживает вздохи вздымающейся грудью.

– Я что, похож, блин, на человека, который вышел из дома со своей кредиткой? Я был на пробежке, идиотка! Если вы не в состоянии сделать что-то, позовите кого-нибудь, с кем я могу поговорить!

Женщина вздрагивает от его слов, как и я недавно.

– Он со мной, – говорю я, подойдя к регистратору.

Эмма цепляется за мою руку и прижимает к себе Боббу. Заглянув в сумочку, я вытаскиваю бумажник и протягиваю женщине свою карточку.

– Вы с ним? – спрашивает она оскорбленно, будто бы незнакомец заслуживает одиночества. Никто не заслуживает одиночества. Я смотрю на него и вижу недоумение в глазах, смешанное с гневом. Я хочу отвести взгляд, но боль, которая затаилась в его глазах, показалась слишком близкой, чтобы оторвать взгляд.