Войны Роз: История. Мифология. Историография - [60]
Самым ярким примером в данном случае может послужить изменение отношения к главному антигерою эпохи Войн Роз — Ричарду III. В 1619 г. т.е. менее чем через три десятилетия после создания одноименной трагедии Шекспира, английский антиквар Джодж Бак создал первую апологетическую биографию Ричарда III. Бак доказывал, что король Ричард не был ни уродом, ни тираном. Любопытно, что по признанию самого Бака, первопричиной его исследований послужило убеждение — созданный Шекспиром монстр слишком ужасен для того, чтобы существовать в действительности>{494}.
К середине XVIII в. появился целый ряд апологетических работ, в том числе хрестоматийный труд Горация Уолпола>{495}. Было доказано, что исторического Ричарда III никак нельзя считать тираном, он не убивал принца Эдуарда Ланкастера и Генриха VI, наконец, у него не было никакого горба. «В активе» последнего короля из дома Йорков остались обвинения в узурпации, тирании, казни лордов, мешавших ему захватить трон, и убийстве племянников>{496}.
Впрочем, вина Ричарда III в этом последнем, самом страшном преступлении также была поставлена под сомнение. «Ричардианцы» предложили несколько альтернативных версий. Г. Уолпол заявлял, что принцы не были убиты в Тауэре, по приказанию Ричарда III их якобы увезли за границу. Более того, знаменитый Перкин Уорбек, поставленный во главе восстания йоркистов против Генриха VII Тюдора в 1496—1497 гг., якобы являлся младшим сыном Эдуарда IV — Ричардом герцогом Йоркским>{497}. А. Легге, напротив, полагал, что принцы были убиты в 1483 г., но не Ричардом III, а герцогом Бакингемом и его сообщниками Кэтсби и Рэтклифом (двумя дворянами из окружения Ричарда III)>{498}. М. Клементс утверждал, что сыновья Эдуарда IV были умерщвлены Тиреллом в 1486 г. по приказу Генриха VII>{499}. Стоит отметить, что благодаря усилиям Клементса тема «принцев в Тауэре» приобрела новое звучание. Он настаивал, что т.н. тюдоровский миф о злодее и тиране Ричарде III Глостере был создан только для того, чтобы сделать более убедительной легенду о смерти «принцев в Тауэре»>{500}.
Важно отметить, что защитники Ричарда III в основном были не профессиональными исследователями, а любителями. Несмотря на похвальный энтузиазм и полемический задор к концу XIX столетия им удалось лишь чуть-чуть расшатать традиционную точку зрения. В обобщающих работах и академических биографиях Ричарда Глостера по-прежнему изображали таким, каким его описали Полидор Вергилий, Томас Мор и Шекспир>{501}.
Еще раз подчеркнем, начавшийся сразу же после угасания династии Тюдоров процесс реабилитации Ричарда III — явление отнюдь не единичное. Сходным образом поменялось восприятие едва ли не всех участников Войн Роз.
Маргарита Анжуйская пострадала от деятельности тюдоровских «баснописцев» едва ли не больше Ричарда III, однако уже в начале XIX столетия к ее стали описывать совершенно иначе. Пожалуй, наиболее показательным будет сравнение двух литературных Маргарит — шекспировской и созданной воображением Вальтера Скотта. Маргарита из «Исторических хроник» — женщина с «сердцем тигрицы»>{502} и весьма сомнительной внешностью; это жестокая, циничная интриганка, неверная жена и, наконец, ведьма (во всяком случае ее проклятия обладают удивительной силой). Вальтер Скотт описал Маргариту Анжуйскую как Королеву в полном смысле слова — гордую, умную, решительную, удивительно сильную духом и в то же время женственную, сострадательную, красивую даже в пятьдесят лет. Шекспировская Маргарита сама виновата в своих несчастьях; персонаж Вальтера Скотта — просто жертва роковых обстоятельств. Наконец, на страницах повести «Анна Герштейнская» с Маргаритой произошла еще одна метаморфоза — она чудесным образом преобразилась в настоящую англичанку (даже после гибели единственного сына королева всей душой болеет за судьбу династии Ланкастеров, не раз называет Англию самой прекрасной страной на свете и подчеркивает, что именно в Британии прошли лучшие годы ее жизни)>{503}.
Литературные аналогии в данном случае вполне уместны. В середине — второй половине XIX в. появилось две апологетических биографии Маргариты Анжуйской>{504}. Их авторы — Агнесса Стрикленд и Мэри Хукхем — полагали, что жизнь Маргариты была намного интереснее похождений любой романтической героини>{505}. Возможно, поэтому обе дамы предпочли занимательность научности и создали очень похожие повести о злоключениях гордой, обаятельной, талантливой и очень несчастной королевы. В остальных работах (кстати, вышедших из-под пера мужчин) супругу Генриха VI описывали несравненно менее эмоционально. Маргариту Анжуйскую по-прежнему обвиняли в чрезмерной жесткости, нередко возлагали на нее вину за развязывание Войн Роз; в то же время, историки подчеркивали, что Маргарита защищала законные права мужа и сына, а ее недостатки были следствием суровых нравов эпохи>{506}.
Успехи защитников Создателя Королей были гораздо скромнее. В XVIII столетии его образ вдохновил нескольких апологетов аристократии, но чопорная и упорядоченная викторианская эпоха не нашла для мятежного лорда ни одного доброго слова. Например, Шерон Тернер описал Ричарда Уорвика как «плохого генерала, вспыльчивого и несдержанного, честолюбивого и неугомонного… слишком могущественного, чтобы быть лояльным вассалом… короля», но принужденного вечно оставаться за троном, и потому вечно сеявшего смуты и мятежи
Ричард III (1452–1485), пожалуй, самый известный и самый загадочный король Средневековья. Он долгие годы был верным вассалом своего старшего брата – Эдуарда IV Йорка (1461–1483), который верил Ричарду настолько, что перед смертью назначил брата регентом Англии и опекуном своих сыновей. Однако, почти сразу же после кончины Эдуарда IV с Ричардом произошла удивительная метаморфоза – он отстранил от власти, посадил в темницу, и, возможно, даже приказал убить вверенных его попечению детей. Царствование Ричарда III было очень недолгим, за два неполных года он не успел проявить себя как государственный деятель, и все же, он должен был остаться в памяти англичан как не самый плохой государь – он отменил введенные Эдуардом IV «добровольные» пожертвования в пользу короны и принял ряд прогрессивных законов.
Ричард III (1452—1485), пожалуй, самый известный и самый загадочный король Средневековья. Он захватил трон, отстранив от власти собственных племянников, но современники не видели в его действиях ничего особенного; однако, уже через несколько десятилетий Ричарда III стали считать злодеем и предателем. Шекспир описал его как монстра, «урода, горбатого и телом, и душой», а уже в начале XVII в. у Ричарда III появились первые защитники. Историки спорят до сих пор — одни провозглашают его образцом добродетели, другие — двуличным выскочкой и убийцей.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.