Войны некромантов - [13]

Человеку, который заставил выбраться из носилок изрядно продрогшего Гальваруса, было наплевать на это. Сам он был полуодет, но не обнаруживал никаких признаков замерзания. Его кожа осталась гладкой, хотя и приобрела лиловый оттенок, обезобразивший местами подозрительную белизну.

За время вынужденного путешествия Гальварус неоднократно предпринимал попытки бежать, отчего теперь на его горле имелось множество неглубоких, но кровоточащих ран. Последняя, едва не лишившая короля речи, вразумила его и больше он уже не дергался, признав свое временное поражение.

Черноволосый человек провел острием кинжала по телу короля. Тот решил, что настала его последняя минута. Но лазарь не стал убивать, а только спокойно и расчетливо, как мясник, четырежды проткнул мякоть высокородной королевской плоти. Два удара в каждое из бедер и два – в мышцы рук, чуть повыше локтей.

Гальварус рухнул на землю, кусая траву от боли и бессильной ярости. Мерзавец поступил с ним так же, как поступают с добычей охотники, когда преследуют более крупного зверя.

Он лежал, прислушиваясь к удаляющимся шагам черноволосого. Они стихли очень быстро. Раненому королю оставалось только молиться и гадать, кто найдет его раньше – люди или волки. Впрочем, сейчас он был легкой добычей даже для лисенка. Лес уже узнал о его присутствии и готовился переварить чуждую плоть. Мельчайшие твари изучающе ползали по бледнеющему лицу Гальваруса; в землю по каплям уходила его кровь, и с нею уходили силы.

Он попытался встать на колени, но боль пронзила конечности, голова закружилась, и король повалился набок. Он услышал низкий ритмичный звук, как будто где-то за горизонтом сотрясалась кожа гигантского барабана. Звук был зловещим, и его приближение означало смерть. Гальварус знал это, хотя и не понимал, откуда взялось такое знание. Неоспоримое, как наступление ночи.

То, что он принял за грохот далекого барабана, было нарастающим шумом в его голове.

9

Отряды королевской пехоты прочесывали лес. Все дороги к северу от столицы были перекрыты конными частями. Люди короля обыскивали замки, деревни, трактиры, караваны, даже дипломатические экипажи. Особенно усердствовали сектанты, сопровождавшие Грегора. Это был один из тех редких случаев, когда россы и рыцари Гальваруса действовали заодно.

К вечеру солдаты обнаружили трех из шести носильщиков и спустя час – самого короля. Потерявшего сознание, но еще живого. После этого все силы были брошены на поиски скрывшегося преступника.

Кольцо окружения было плотным и основательным. Просочиться сквозь него не мог бы даже зверь. Несмотря на установившуюся к ночи ненастную погоду, кольцо продолжало сжиматься. Вскоре внутри него остался только небольшой участок леса, примыкавший к северо-восточному тракту.

Таверна «Паучий холм» была не единственным заведением подобного рода на оживленном тракте и далеко не самым лучшим. Своим названием она была обязана во-первых, тому, что действительно стояла на невысоком холме, похожем на живот неумеренного любителя пива, а во-вторых, слабости, которую хозяин таверны питал к паукам. В результате эти твари водились здесь в неимоверном количестве, заплетали сетями паутины углы и окна, ползали по столам и в самый неожиданные моменты сваливались с потолка, рискуя угодить в чью-нибудь кружку.

Как следствие, народ приличный и денежный редко останавливался в «Паучьем холме», отдавая предпочтение местам более чистым и предсказуемым.

В тот вечер посетителей тоже было немного. Хозяин играл в кости с подозрительным типом, обезображенным оспой. Два небогатых купца хмуро пили вино, усевшись поближе к очагу, а на первой от входа лавке устроился монах-доминиканец. Он пришел на закате и попросил пива; хозяин сразу же понял, что на большее у святоши нет денег, и тотчас же забыл о нем. Одной кружки монаху хватило надолго. Он сидел, скромно потупившись и спрятав лицо в тени поднятого капюшона.

Так они собирались скоротать вечер, застигнутые темнотой в «Паучьем холме». Снаружи доносился скрип вывески, которую раскачивал на цепях ветер; внутри потрескивали дрова, и тихо ругался рябой. Потом к этим звукам добавился стук копыт и собачий лай, сменившийся визгом... Хозяин насторожился. Всадники в количестве более двух исключительно редко появлялись у его дверей, а этих, судя по всему, было не менее десятка.

Однако, в таверну вошли всего трое. Остальные, как догадался хозяин, удивившись еще сильнее, окружили дом. Он отложил кости, подмигнул уроду и поднял свое грузное тело навстречу гостям. Рябой, за которым водилось немало грешков, вроде мелких краж на базарах, даже как-то уменьшился в размерах.

Когда-то в «Паучьем холме» уже останавливались чужеземцы из Моско. Хозяин запомнил их, как не очень приятных, но вежливых и не слишком придирчивых постояльцев. На этот раз с ними был рыцарь, и все трое были настроены далеко не благодушно.

Начался дождь; капли влаги блестели на серых волчьих мехах, которыми были оторочены плащи россов. Вывеска заскрипела еще жалобнее. Плохая ночь, особенно, для тех, кому приходится делать грязную работу...

Хозяин выдавил из себя улыбку и начал витиевато приветствовать гостей, но рыцарь обошел его, не дослушав, и тяжелым шагом направился в сторону кухни. Здесь он презрительно покосился на кухарку, осмотрел все темные углы и даже проткнул ножнами огромную охапку сена, возле которой дремали козы.