Война за веру - [70]

Сажусь на Брак и неторопливо двигаюсь к лежащему телу. Ого, а он еще живой. Уйти пробует. Стрела попала в спину, но ничего ужасного. Легкое не пробито, иначе б слышал свист, да и не ковылял бы так резво.

– Корень, Корень, – говорю, когда он поворачивает голову на шаги и в глазах нарастает ужас. – Разве ж можно быть таким подлым?

Пинаю в зад, опрокидывая вперед мордой.

– Я тебя отпустил, а ты привел убийц. Неужели второй раз сделаю такую глупость? Может, кровью истечешь, а может, подберут тебя добрые люди и снова ненависть тешить примешься.

Он приподнялся, нечто шепча. Может, выкуп обещал или проклинал. Без разницы. Ударил, как на тренировке. И голова отлетела как кусок дыни. Все ж прекрасная сталь, подумал любовно, вытирая о его тело лезвие. Потом привычно обшарил. Тряпки снимать окровавленные противно. Пусть другие пользуются. Пояс – мечта байкера. Широкий, как у цыган, весь в заклепках и металлических пластинках. На самом деле защита для живота от удара. Кожа толстая, возможно, и нож остановит. Пригодится. Сабля и флисса дорогие. Похуже моей, зато украшения на рукоятке и ножнах с камнями. Кинжал не продать – родовые знаки, но даже мелкие драгоценные камушки денег стоят. Десяток денариев и немного мелочи. Тоже не лишнее.

Конь убитого стоял рядом и с любопытством смотрел на происходящее. Это не боевой, готовый защищать хозяина, но обученный. Не убежал, и порода видна. Тоже приятное дополнение к трофеям. Не стал гоняться, извлек из вьючной сумки на Брак морковку, ломоть хлеба и задумчиво осмотрел. Жеребец осторожно подошел и взял предложенное угощение с ладони мягкими губами. Сначала хлеб, а пока глотал, я уже ухватил его за уздечку. Честно отдал и морковку. Он хрумкал, шагая следом за моей кобылой, привязанный уздечкой к луке ее седла, и когда доехали до остальных и остановились, требовательно заглянул в руки.

– Не сейчас, – отодвигая морду, говорю, глядя на Найдена, несущего узел с каким-то добром. – Было нечто ценное?

– Еда, немного монет, оружие, – бодро отрапортовал тот. – Лошадей продать можно или себе оставить.

– Это было некрасиво, – напряженным тоном заявил внезапно Павел.

– Я скажу один раз, а ты запомни: есть честный поединок, а есть нападение без причины. Эти приехали не честь защищать, а убить ради грабежа. Про золото апера весь сертан слышал. Думаешь, вас бы оставили в живых? Зачем им свидетели?

А может, и нет. Сохранить видимость благородства для мавретанца самое первое дело. Не зря он про безродность подчеркивал.

– Когда обиженный бросает вызов – это может быть глупо, однако честь превыше. Умереть, но за дело. А сейчас они совершили акт войны, напав втроем на одного. На ней все средства хороши. Если я не прав, можешь возвращаться.

Он не уехал. И двигались мы дальше спокойно до самой долины.

Человек в рваной одежде, из которой выглядывало грязное тело, сидел на камне и смотрел на подъезжающих. Вблизи стало слышно монотонное пение. Правда, ни слова я не понял, а Павел на взгляд пожал плечами. Он замолчал, глядя хищным взором, потом вскочил, шумно втягивая носом воздух как принюхивающийся зверь. Издал дикий вопль, от которого дернулись ко всему привычные кони, и быстро полез по склону наверх, нечто подвывая.

– Хорошая примета встретить юрода, – без особой уверенности говорю для остальных.

Они одновременно закивали. Сумасшедших, если те не буйные, в сертане уважают и подкармливают. Иных даже святыми считают.

Деревня раскинулась широко, некоторые дома достаточно высоко прилепились на скалах. Дорога петляла, медленно поднимаясь, а поскольку тайны, кто и зачем приехал, не имелось, в первом же доме, больше напоминающем дот с узкими щелями, чем жилое здание, спросили у тамошней женщины дорогу. Что характерно, она ничуть не удивилась и внимательно осмотрела меня с головы до ног, прежде чем ответить. Ничего удивительного. Желтое Крыло послал весть вперед, а уехали мы через три дня после знакомства. Я еще успел увидеть вернувшегося домой излеченного Бирюка и сварить новую партию мыла.

Практически сразу, как только двинулись в указанном направлении, за нашей спиной напрямик в гору полезли двое мальчишек, несущих весть. Пока мы телепаемся по дороге, в нужном месте все будут в курсе о приезде гостей. Торопиться в данном случае не надо. Невежливо. Прибыв по адресу, обнаружили уже целую толпу. Максимально уважительно представляюсь, не очень понимая, что означает последовавшее молчание. Потом люди раздвинулись, пропуская, и подошла уже старая женщина, едва достающая до моей груди, поддерживаемая молодухой. Глаза пожилой смотрели не видя. Она явно была слепа. Меня реально пробило дикой смесью нежности, почтения и удивления. Никак не ожидал, и никто не предупредил. Это была мать Фенека, и эмоции шли от него.

– Дай, – сказала она требовательно, протягивая руку.

Я понял и встал на колени. Пальцы скользнули по моему лицу. Это не было лаской. Она нечто для себя проверяла. Когда коснулась губ, я поцеловал морщинистые пальцы в темных пятнах. Это опять шло не от меня, а откуда-то из подсознания. Ее сын просил прощения.

– Ты вернулся, – сказала она еле слышно. – Кровь не наша, – уже звучным голосом, – а душа правильная. Это мой внук вернулся в родной кров!