Война за веру - [4]

Железная рука, не соответствующая субтильному виду мага, нажала на грудь бывшего главаря банды, не позволяя шевельнуться, а затем его плеча коснулся раскаленный металл. Второй конец изогнутой железки опустился на тело другого подопытного, и маг пропел древнюю формулу, которую и сами профессионалы не понимали, заучивая наизусть. Тут важно было буквально все, от интонации до скорости и плавности. Не зря среди волшебников без музыкального слуха делать нечего. Ну еще, конечно, железные нервы надо иметь, когда рядом орут на два голоса заклейменные. Это ж не до́мы[1], и демонстрировать несгибаемость при свидетелях им ни к чему. К тому же один орет от отчаяния, а второй с перепугу, очнувшись от боли. Святой металл жжет гораздо больнее железа, и пока этого никто объяснить не сумел, хотя установлено точно.

Когда глаза бывшего грабителя стали бессмысленными, друид убрал щипцы и кивнул помощнику, чтоб и тот отпустил своего подопытного. Посмотрел и удовлетворенно кивнул. Если на плече превращенного в овощ грабителя имелась неприятная рана, от которой несло паленым, то у парня аккуратное клеймо с хорошо видимой отпечатавшейся руной. Свое дело он знал прекрасно и не в первый раз наблюдал результат. Нисколько не удивился, когда подопытного стала бить дрожь, изо рта понесся дикий вой, и он схватился за голову.

– Через полчаса вернусь, – сказал маг почтительно слушающему звероподобному помощнику. По прежним опытам знал: где-то столько занимает неприятная часть процедуры. Слушать крики боли он не любил, будучи от природы любознательным и рациональным, однако не садистом. – Проследи, чтоб не покалечился.

– Может, пристегнуть?

– Не стоит, – подумав, отказал начальник. – На пол. Еще сломает себе чего. Просто присмотри.

Охранник сентиментальностью не страдал, на продолжающиеся стоны и судороги внимания обращал не больше, чем на жужжащую муху. Спокойно извлек из одного из шкафчиков заранее припасенный солидный кусок каравая с толстым куском жареного мяса и принялся неторопливо жевать, запивая пивом из фляги-тыквы. Снедь он припрятал при первом посещении, когда приволокли основной экземпляр, как выражается хозяин. Не в первый раз участвует в таком деле, всегда надолго, потом трупы выносить, а иногда и кишки с прочим дерьмом. Приятного мало, и голодным из-за этих глупостей сидеть не собирался.

Парень прекратил выть и откатился к столу, выпав из поля зрения. Охранник недовольно вздохнул, оставил еду и подошел. Эге, да он глазами лупает.

– Ближе, – пробормотал тот, – не могу.

Присел, пытаясь разобрать еле слышный шепот. Хозяин всегда наказывал запоминать, а тут, похоже, впервые за последние годы удача. Заговорил паршивец!

Встал на колени, наклоняясь к лицу. Змеино-быстрое движение руки только что лежащего полностью без сил оказалось полной неожиданностью. Парень выхватил его собственный кинжал и уверенно, будто проделывал это неоднократно, всадил в бок. Выдернул, не обращая внимания на рев раненого медведя, и ударил снова, под подбородок, не дожидаясь, пока опустится огромный кулак, непременно размозживший бы голову.

Огромная туша, агонизируя, свалилась сверху, заливая обидчика кровью. Победитель с трудом спихнул ее в сторону и сел. Голова болела жутко, ко всему в ней была жуткая каша. Связно мыслить не получалось, постоянно мелькали накладывающиеся друг на друга картинки и воспоминания. Мало того что они были никак не связаны, так еще и принадлежали двум разным людям и не имели между собой ничего общего, частично вытесняя прежнюю жизнь новой. Кто б он нынче ни был, но уже не прежний, а нечто среднее между двумя умершими людьми. Это мешало и сбивало с толку.

Одно он знал точно: оставаться здесь крайне опасно. Его привезли сюда тихо, без публичности, как теперь понимает. Кое-что из сказанного магом сохранилось в памяти, и шанс, что никто не остановит, достаточно весом. Главное, попасть к воротам. Днем они открыты и не особо тщательно охраняются. Во дворе вечно полно народу. В этом он был уверен, хотя не смог бы объяснить, откуда взялась мысль. При везении никто не обратит внимания еще на одного человека. Тем более приказа ловить и не пущать не отдавали.

Идти в этих тряпках, ко всему прочему измазанных в крови, было, естественно, нельзя. Требовалось найти нечто менее заметное. Для начала осмотрел покойника. Пояс с чехлом для ножа честный трофей. В мешочке оказалось несколько медных монет и пара серебряных. Уже неплохо. Размерчик кафтана несуразный. Будет смотреться как на чучеле. Скорее напротив, привлечешь внимание. К тому же ничуть не менее запачканные вещи. Вот обувь иное дело. Его излишне бросалась в глаза. Белая, с синими полосками. Кроссовки? Знать бы еще, что это и где производят. Память отказывалась откликаться, и попытки копаться в прежнем вызвали новый зверский приступ головной боли.

Ну и небо бездомное с ними. У трупа оказалась на удивление маленькая нога, и башмаки с завязками почти впору. Чуток больше нужного, но с портянкой нормально. Откуда он знал, как наматывать, вспоминать не пытался. Руки сами проделали все нужное. Прежнюю обувку сунул в холщовый мешок, найденный в углу, отправив заодно туда же пару светильников, тоже недешевая вещь. Обнаружил при тщательном осмотре помимо зелий в банке, которые трогать побоялся, кучу всякой полезной мелочи. Огниво, трут, шило, ножницы, небольшую кастрюлю, ложку, две кружки, ступку, два ножа: один с тупым широким лезвием и обломанным, но острым у конца, кожаный фартук и, что гораздо важнее, – рабочую одежду мага. Обычная домотканая рубаха и брюки по размеру только слегка меньше нужного. Ну, это не страшно. Парочка залатанных дырочек тоже в счет не шла. По крайней мере, никто не станет пялиться, как если б надел майку с «чужим».