Война за Проливы. Решающий удар - [5]
3 июля 1908 года. 05:05 Российская империя, Привисленские губернии, Келецкая губерния, граница в окрестностях уездного городка Олькуш.
Ровно в четыре утра, как планировалось, смутная предутренняя тишина взорвалась сокрушительным грохотом артиллерийских залпов. Русские батареи, под прикрытием передовых батальонов морской пехоты выдвинувшиеся ночью непосредственно к границе, в назначенное время открыли ураганный огонь по заранее разведанным целям на австро-венгерской территории. По позициям австрийцев в окрестностях станции Тшебиня бьет вся артиллерия Армии Особого Назначения. Большую ее часть составляют легковесные трехдюймовки (правда, и австро-венгерские укрепления это тоже далеко не линия Мажино[3]).
На вооружении армейских корпусов, действующих на этом участке фронта – исключительно пушки образца тысяча девятьсот второго дробь пятого года, с удлиненными стволами и увеличенными углами возвышения. Разница по дальнобойности с обычными орудиями этого калибра, выпущенными еще при прошлом царе Николае, при том же весе снаряда – почти в два раза (тринадцать километров против семи с половиной). А когда таких пушек много, они способны создать просто шквал огня. Шрапнели, против которых и предназначены защитные сооружения австрийцев, до станции, правда, не долетают, им не хватает максимального времени горения запальной трубки, да и бессмысленно стрелять этим снарядом, когда пехота противника заведомо попряталась в укрытия. Зато осколочно-фугасные гранаты с новейшей тротил-гексогеновой начинкой исправно барабанят по австрийским позициям, словно град во время сильной грозы. И будто взблески молний в этом хаосе – редкие разрывы пяти- и шестидюймовых гаубичных фугасов.
Но все это – не более чем имитация большой и чистой любви, а также средство сломить дух австрийских и венгерских солдат (под огнем их подразделения перемешались). Пока грохочет канонада, генерал Бережной достает из загашника по-настоящему тяжелую дубину и выводит на рубеж атаки то, что в этом мире способно сломить дух австрийцев лишь одним своим видом: десять танков Т-72 и сорок боевых машин пехоты БМП-3, плюс специально обученный батальон бронегренадер. Вот это – настоящая элита элит, хотя по большей части рядовыми бойцами там служат уже уроженцы этого мира.
Рыча моторами, бронегруппы (на один танк четыре БМП с десантом) на широком фронте пересекают границу, а следом трусцой движутся цепи морской пехоты, сменившей парадное черное на полевой камуфляж. Первые очаги сопротивления встречаются уже на первых метрах австрийской земли. Австрийские пограничники, смешно отстреливаясь из своих винтовок Манлихера от накатывающихся на них стальных чудовищ, спасаются бегством через лощины и перелески, куда нет дороги тяжелой броне, а уже оттуда их выкуривают морпехи, вооруженные самозарядными карабинами и ручными пулеметами. Татакают пулеметы, звонко щелкают карабины, приглушенно хлопают ручные гранаты и выстрелы из подствольных мортирок (гранатометов). Первыми опорными пунктами австрийской армии, выдвинутыми перед основной, еще не достроенной, линией обороны, оказались приграничные села Чижувка, Плоки, Гай и Острежница.
Именно к этим населенным пунктам откатываются остатки австрийских пограничных дозоров, и как раз оттуда по наступающим в обход танкам и БМП открыли огонь австрийские пушки образца 1899 года. Дерьмо ужасное, даже по меркам начала двадцатого века: полное отсутствие противооткатных устройств и бронзовый ствол, не имеющий даже стального лейнера[4]. Ну что поделать: в Австро-Венгерской империи на рубеже веков хорошая сталь в большом дефиците, а проектирование противооткатных устройств представляет собой трудноразрешимую проблему. Выстрелы примерно в направлении цели, и демаскирующие позицию густые клубы пыли, поднятой в воздух пороховыми газами. Шрапнельные пули как град барабанят по броне танков и БМП. В ответ звучит несколько очередей из автоматических пушек (толстокожие Т-72 даже не пошевелились).
Но самым эффективным образом на это безобразие отреагировал артиллерийский наблюдатель на привязном аэростате, отдав на батареи несколько команд, в результате которых 22-я и 24-я артиллерийские бригады (1-й АК), прекратили посыпать снарядами злосчастную станцию Тшебиня и переключились на новые цели. Генерал Никитин (так сказать, «артиллерист по происхождению») в своем корпусе наибольшее внимание уделял как раз подготовке «богов войны». В каждом дивизионе одна батарея получила установки для стрельбы шрапнелями, а две другие – осколочно-фугасными снарядами. До этого момента генерал-лейтенант Бережной предпочитал не подвергать артиллерийскому обстрелу населенные пункты с мирными жителями, но теперь просто не было иного выхода.
Генерал Лечицкий, вместе с Бережным, Никитиным и Балуевым присутствующий на армейском наблюдательном пункте, приплясывая от возбуждения, смотрит в бинокль. Он видит, как на высоте десяти-двадцати метров с небольшим недолетом до цели распускаются ватные клубки разрывов… И почти сразу села, где окопались австро-венгерские солдаты, с беспощадной точностью накрывают серии фугасных разрывов. Во все стороны летят обломки и комья земли, стелется густой дым и полыхают занявшиеся пожаром дома. Сухая солома на крышах хат вспыхивает от малейшей искры, а ветер еще больше раздувает огонь. И в этом хаосе мечутся люди в тщетной надежде спасти хоть что-то из своего небогатого скарба, и падают, сраженные шрапнельными пулями и осколками фугасных гранат. Едва раздались первые артиллерийские залпы, стоило бы бросать все свои пожитки и, прихватив старых и малых, удалиться прочь, спасая свои жизни, а не барахло. Но жадность этих людей сильнее страха, а потому они мечутся в дыму и пламени, пытаясь спасти хоть что-то, и падают под беспощадным обстрелом.
