Война за проливы. Призыв к походу - [48]

четвертый — после свержения царя Николая произнес знаменитую фразу: «одна из Британии в этой войне достигнута», после чего организовал интервенцию на территорию вчерашнего союзника, а также был одним из главных действующих лиц, ответственных за Версальский мир, зачавший вторую мировую войну.

Таким образом Джон Арбенотт Фишер, знавший этих политиков лично, а не по страницам книг вполне мог спрогнозировать роль Роберта Асквита как премьера, который в будущем создаст условия, вынудившие Великобританию вступить в войну с Континентальным альянсом.

— Да, — ответил король, после того как адмирал Фишер изложил свою точку зрения, — войны допускать никак нельзя. Причем не только с Россией, но и с кем-нибудь еще. Мой русский зять все эти три с лишним года был достаточно откровенен со своей супругой, а уже она, как моя любимая дочь, регулярно пишет мне письма, делясь тем, что супруг счел возможным ей сообщить…

Сказав это, король на некоторое время отвернулся и застыл молча, вперив свой взгляд в далекую полоску горизонта, к которой устремлялся мчащийся на полной скорости «Дредноут». Потом он неожиданно резко развернулся к адмиралу Фишеру.

— Джон, — почти выкрикнул он, — я просто боюсь умирать! Пока я жив, войны не будет, ибо авторитет короля еще что-то значит в этой стране, но как только меня не станет, эти безумцы обязательно втянут нас в войну… Пойми, Джон — Британия сейчас находится на пике своего могущества, но это могущество далось ей предельным истощением всех сил. Наш главный ресурс не уголь, не железная руда и не окрестные моря, полные рыбы. Наш главный ресурс — народ Великобритании, во всех своих ипостасях от аристократии до простонародья. Именно он дает нам людей, которые несут на своих плечах пресловутое бремя белого человека, а на самом деле изо всех сил поддерживают могущество Великобритании.

Мы в своей самодовольной гордыне считали этот ресурс бесконечным, мы думали, что вместо героев убитых в морских битвах и на полях сухопутных сражений наши женщины родят нам достойных их потомков, но на самом деле это не так. Любой владелец тучных стад вам скажет, что если молодыми убивать лучших животных, сохраняя жизнь и позволяя размножаться худшим, то стадо с каждым годом будет хиреть, постепенно приходя в жалкий вид. Британия, если не брать в расчет колонии — очень маленькая страна с небольшим человеческим потенциалом. Каждая война уносит у нас лучших, которые гибнут молодыми, а их невесты потом умирают старыми девами, не оставляя потомства. Лучшие умирают, худшие воспроизводят себя в следующем поколении — и так раз за разом, от одной войны за другой. А сколько лучшего человеческого материала отняли у нас колонии! Мы дали жизнь Канаде, Австралии, Индии, Новой Зеландии и нашим заокеанским кузенам, у которых хватило дерзости и безумия освободиться от власти британской короны. Сколько нашей самой лучшей крови вытекло туда, распространившись по просторам огромного континента? Это были достойнейшие сыны нашей нации, потому что иные не смогли бы покорить такие огромные пространства. Но никто из их потомков, за редким исключением, не хочет вернуться обратно к родным зеленым английским холмам. Теперь они для нас — американцы, канадцы, австралийцы и новозеландцы, а отнюдь не англичане или шотландцы…

И вот теперь, когда Британия обескровлена и источена, когда у нее едва хватает сил на поддержание былого могущества и удержания в подчинении покоренных народов, когда наши плечи трещат от навалившейся на них невероятной тяжести, нам грозит совершенно ненужная война, вызванная тщеславием и утратившими силу политическими установками моей матери. Восточная война при относительно небольшом масштабе унесла более двадцати тысяч жизней лучших наших молодых людей, сожрала семьдесят миллионов полновесных фунтов, а полученные с нее политические дивиденды были, как бы это сказать, даже чуть меньше, чем никакими. Ибо — запомните, Джон, — ни тогда, ни сейчас Россия не угрожала британским интересам, и угрожать им в принципе не могла. Даже, напротив, цепь политических и экономических изменений, вызванных той войной, привела к тому, что британское могущество уменьшилось, а не возросло.

В любом случае следующая война, где бы она ни случилась, станет для нашего Соединенного королевства самоубийством. Ведь ее нельзя будет сравнить с войнами в Крыму и в Афганистане, или с войной за Капские колонии. Будут израсходованы миллионы фунтов, прольются реки английской крови; а в выигрыше, как всегда, окажутся те нации, что в войне не участвовали, или вступили в нее в последний момент, когда настало время делить добычу. Джон, вы можете мне верить, а можете не верить, но когда следующая война закончится, у нас уже не будет сил удерживать нашу империю, над которой никогда не заходит солнце, и она начнет разваливаться как бы сама по себе — только потому, что у нас уже нет достаточного храбрых и преданных солдат, способных защитить то, что завещали нам предки…

А потом наши выродившиеся потомки начнут завозить из бывших колоний разных магометан и прочих цветных, ведь в Британии закончатся не только солдаты и военные моряки, но и рабочие на шахтах, заводах, верфях и в доках. И появятся в старой доброй Англии такие места, куда не ступает нога белого британца и где не слышно английской речи. И в это же самое время наши заокеанские кузены будут только наращивать свою мощь — им-то ни с кем воевать не надо; и настанет тот день, когда они уже станут старшими партнерами, а мы, британцы, младшими. Пойми, Джон — не допустить такого исхода — самая важная наша задача, важнее ее ничего нет. Но не стоит надеяться на умников с Даунинг-стрит; иногда в погоне за разными призраками они становятся похожими на несмышленых щенков, которые готовы утопиться, лишь бы укусить отражение луны на поверхности воды. Ну и черт бы с ними, но вся беда в том, что тонуть они будут только вместе с нашей Британией…