Война за океан. Том второй - [9]

Справа над тальниковым лесом появился хребет. Он голубой, крутой и прозрачный. Вдруг острова окончились и хребет выступил поближе. Под ним леса, а еще ниже – широчайший простор голубых вод. А по левому берегу вся река зеленая. Это затопленные луга стоят в воде. Густая трава в полтора роста человека колышется там вместе с волнами, и кажется, что вода зеленая. Все протоки, сбежавшись из-за островов, слились. Справа на берегу видны домишки туземного стойбища.

Муравьев велел приставать к левому берегу, чтобы зря не пугать население. Надо было узнать, что за место, как называется. Около домов видны люди, и даже удивительно, как смело себя ведут… Туда пошел на лодке Сычевский разузнавать все и знакомиться с населением.

Часть судов стала посередине реки, несколько барж – у правого берега. Одно за другим подходили и становились в разных местах на якорь отставшие суда.

А на берегу люди не разбегались, как до сих пор случалось повсюду, где проходил сплав.

Коней сводили пастись на острова.

Вот уже на лодках отправились косцы искать незатопленные места на возвышенностях – релках. Через некоторое время на лугах забелели их рубахи. Одни косят, другие сгребают свежую траву, накладывают ее в лодки. На баржи с лодок подают траву вилами.

– Хороша ли тут трава? – спрашивает губернатор у Алексея Бердышова, который сменил Маркешку, отправившегося на свою баржу.

– Трава тут быстро зреет, в дудки идет, – отвечает казак.

– Ну а что нового у вас, казаки?

– Всем довольны, ваше высокопревосходительство! – отвечает Алешка. Подумав несколько, он добавляет: – Пешков у нас песню сложил. – И, беззвучно усмехнувшись, Бердышов тряхнул головой.

– Что же это за песня? – спросил губернатор.

– Шибко хорошая песня, ваше высокопревосходительство.

– Ну, спой мне ее.

– Я и никогда-то не пел, у меня голоса нет. Только складывать помогал Пешкову.

– Что это, Пешков, значит, у вас поэт?

– Это уж как вам угодно, Николай Николаевич! – ответил казак настороженно.

– Ну что же за слова?

Алешка хитро сощурился и почесал ухо. Он один, кажется, из всех товарищей не стеснялся разговаривать с губернатором, считал генерала своим старым знакомцем и уверен был, что тот зря не обидит.

– «Плыли по Амуру долгие версты, сбили у рук-ног персты, считаючи версты…» – сказал Алексей.

Теперь прищурился Муравьев. Кажется, песня критического содержания. Он решил, что надо будет послать к казакам адъютанта, пусть спишет эту песню, проверит, что этот Пешков сочинил, что за содержание. А если хороша, может быть, не запрещать ее, а, напротив, приказать, чтобы пели по всем судам! Народный подвиг должен быть изображен в народной песне. «Каковы герои! Среди них у меня и певцы и поэты!»

– Баржа губернатора пошла к правому берегу и стала там на якорь. Видно, как цветет жасмин над обрывом. С берега приехал Сычевский и сказал, что яблонь множество, целый лес из яблонь.

– Это Крым и Италия! – категорически заявил губернатор.

На обед к нему, как обычно, съехался весь штаб.

– Вон река Уссури, – значит, население уже гольды, хотя сами себя они так не называют, – сказал Сычевский, показывая на одну из проток.

Губернатор и офицеры, окружавшие его, стали смотреть туда, где было устье реки. Сегодня все устали. День был очень жаркий.

– Это стойбище называется Бурнэ. Гольды говорят, что ждали русских.

– Так скоро конец пути, господа? – спросил Муравьев.

Еще солнце не садилось, когда к губернаторской барже подошла лодка. В ней сидел рослый молодой парень. Корсаков подошел к борту.

– Господа, он о чем-то спрашивает! – обратился Михаил Семенович к штабным офицерам.

Подошел Сычевский.

– Что тебе? – спросил он по-маньчжурски.

– Мне надо начальника русского сплава, – ответил туземец.

– Ты кто такой?

– Надо начальника отряда, – вдруг повторил гольд по-русски.

– Зачем тебе начальник отряда?

– У меня есть к нему письмо.

– Письмо? – изумился Сычевский. – Что за письмо? От кого?

– От капитана Невельского, – ответил гольд, внятно и точно произнося чин и фамилию.

Все переглянулись в изумлении.

– Поднимайся сюда, – сказал Сычевский.

Гольд спокойно поднялся на палубу. У него серьезное и сильное лицо, умные серые глаза, толстая коса, шляпа. На нем синий халат, расшитый по краям. Он достал из-под халата пакет и передал его Сычевскому.

На конверте написано: «Начальнику русского отряда, спускающегося по Амуру». Сычевский повертел письмо в руках и передал Корсакову. Тот пошел доложить губернатору.

– Как твое имя? – спросил Сычевский у гольда.

– Удога!

На палубе появился Муравьев. Невельской писал, что отправился навстречу сплаву и посылает вперед надежного и энергичного человека с письмом на легкой лодке, чтобы он застал сплав на устье Уссури.

«Устье Уссури, – сообщалось далее, – важнейший стратегический пункт, ключ ко всему краю и в будущем может стать центром русских заселений. Устье Уссури поэтому непременно должно быть занято несколькими взводами казаков, о чем молю вас, Николай Николаевич! Это надо, непременно надо».

Далее он сообщал, что весной Бошняк на корабле «Николай» отправится из залива Императора Николая искать южные гавани и в лучших из них поставит два поста, что и сам отправится туда же на корабле «Байкал». Для того чтобы эти посты были подкреплены изнутри, также необходимо занятие устья Уссури. По реке Уссури до южных гаваней близко, от ее верховья есть туда тропы. Видимо, там нет больших горных перевалов, расстояние невелико. Гавани там не замерзают, и они составляют главную цель в деятельности экспедиции в этом краю.