Война за океан. Том первый - [17]

И ей представлялся пир в родимой стороне: сестра, дядя и тетя.

И снилась ей долина Дагестана.

Знакомый труп… лежал… —

прерывающимся голосом читал Бошняк, —

…в долине той…

Катя желала сказать молодым офицерам, что они должны верить ее мужу, он знает, чего хочет и куда ведет всех…

Березин после декламации принес большую бутыль маньчжурского спирта, просил не стесняться, уверяя, что это он выменял на свои личные средства у знакомых купцов. Налил немного спирта в стакан, зажег и выпил с огнем, к ужасу Орловой и к изумлению Екатерины Ивановны, а потом быстро запил все водой.

– А я сладкое люблю, – говорил Бошняк, протягивая руку к жженому сахару с орехами.

– Я сама собирала орехи в стланике, – отвечала Екатерина Ивановна.

Чихачев молча курил, пуская дым к потолку.

Березин заиграл на скрипке камчатскую «кадрель». Он перевернул скрипку, ударил по ней пальцами и защелкал языком. Чихачев улыбнулся величественно и поднял руку с бубном, который всунул ему в руки приказчик. Невельской щелкнул каблуками и вылетел танцевать с Харитиной Михайловной. Бошняк пригласил Екатерину Ивановну. Дмитрий Иванович Орлов подхватил Дуняшу…

Боуров сидел смирно и вдруг тоже осмелел. Когда Чихачев пошел танцевать, он бил в бубен, потом сам танцевал легко, играл на скрипке.

– Где ты этому всему научился? – удивленно спросил его Орлов.

– Торгаш должен все уметь! – хлопая по плечу товарища, сказал Березин.

– Губернатор дал мне слово, – говорил Геннадий Иванович, – что весной по Амуру спустится сплав, доставит людей, продукты и товары. Надо ждать! Это требует крайнего и полного напряжения сил. Мы полны надежд и благодарности его величеству государю императору и его высочеству великому князю Константину Николаевичу. Нам обещан крейсер для сторожевой службы! Для описи южных гаваней – паровое судно с паровыми катерами для промеров лимана… Инструмент и оборудование для кузницы, и понемногу начнем здесь судостроение.

Но, господа, может случиться, что для нас ничего не будет сделано. Поэтому я сам составлю чертеж ботика, который начнем строить, как только позволит погода. Ничтожность средств, которыми мы располагаем, очевидна. Между тем, не дожидаясь ничего и не надеясь ни на кого, мы собственными силами должны продолжать исследования. Ваши открытия, господа, – это начало всех начал. Дмитрий Иванович разрешил пограничный вопрос, в этом основа, фундамент будущего. Мы держим устье в своих руках крепко. Кто сунется – рыло разобьем. Теперь исследовать, а потом и занять Де-Кастри, Кизи, Сахалин. И юг! Гавань Рог! Амур наш, земли по нему исконно наши! Но я не смею принуждать вас совершать действия, которые мне, как начальнику экспедиции, запрещены и не соответствуют воле правительства. Каждый из вас имеет формальное право отказаться… Погодите, погодите, господа. Дайте договорить… Ваш патриотизм и доблесть, выказанные вами в предыдущих исследованиях, дают мне надежду…

– Я прошу вас, Геннадий Иванович… – пылко воскликнул Бошняк.

Все поднялись…

«А я, в то время как другие делают великие открытия, – думал Бошняк, – воюю в казарме с крысами и считаю пайки и порции водки…»

– Цель еще далека, – говорил Геннадий Иванович. – Условия, в которых мы находимся, тяжелы, но остановиться нельзя. Наперекор мнениям ученых и ложным взглядам высшего правительства, которое ставит нам препятствия и глава которого – наш канцлер – готов и желал бы уничтожить нас, – он заволновался, чувствуя, что не должен был так говорить, – и, не считаясь ни с какими ложными предубеждениями, мы будем бесстрашно идти вперед, доказывая истину… Я говорю вам это потому, что дух ваш неизбежно будет падать и мы должны воодушевлять друг друга и наших людей. Я, не задумываясь, отдал бы жизнь, но дело требует, как я вам тысячу раз говорил, не глупой смерти…

Екатерина Ивановна поражалась, как он умел передать окружающим свое воодушевление. Она гордилась, что это ее муж.

– Господа…

На улице раздался выстрел. Все встрепенулись.

Воронин быстро вышел.

Послышались голоса, дверь отворилась, и с Ворониным вместе появились гиляк и казак Парфентьев, ездивший только что в Николаевск.

Невельской узнал Чумбоку, старого знакомца, своего проводника.

– Письмо от унтер-офицера Салова, – сказал штурман, подавая пакет капитану. – Под Николаевском восстание гиляков, хотят уничтожить наш пост…

Все вскочили.

– Спокойствие, господа! – по-юношески вспыхнув, сказал капитан.

Глава шестая. Восстание

Чумбока рассказал, что из стойбища Новое Мео он собрался в Петровское на праздник. С ним хотел ехать гиляк Ганкин из деревни Вайда, но почему-то не заехал, как обещал. Чумбоку это беспокоило, тем более что Ганкин сам все задумал. Чумбока решил, что с ним что-то случилось, и поехал в Вайду.

Явившись туда, он увидел, что у Ганкина гости и сам он жив и здоров, но пьян. На вопрос Чумбоки, почему он не едет на праздник к русским и почему все вайдовские гиляки перепились, Ганкин отвечал, что приехали маньчжуры во главе с богатым Мунькой и всех угощают.

Чумбока спросил Ганкина, почему он не едет на Иски к старшему русскому джанги в гости на угощение. Тот ответил, что на Иски больше не поедет и что нечего знаться с русскими, маньчжуры сказали, что скоро отрубят им головы и, пока не поздно, надо дружбу с ними кончать. Чумбока ответил, что не так просто русским отрубить головы и что дурак тот, кто верит в такие выдумки.