Война в Фивах - [8]

Царица заключила:

— Ты избрал единственный путь, достойный своего положения.

Он улыбнулся и погладил ее по плечу.

— Пойдем к нашей священной матери, — сказал он.

Оба шли рядом к крылу царицы, матери Тетишери, жены прежнего царя Секененры, и застали ее в туалетной комнате за обычным занятием — чтением.

Царице Тетишери минуло шестьдесят лет. Ее лицо выражало благородство, величие и достоинство. Жизнерадостность и энергия царицы не знали границ, ее возраст выдавали лишь несколько седых волос у висков и чуть увядшие щеки. Глаза сохранили прежний блеск, тело осталось столь же очаровательным и стройным. Ее отличала та же черта, что остальных членов семейства, — выступающие передние зубы, которые люди Юга находили столь привлекательными и достойными восхищения. После смерти мужа царица полностью отошла от государственных дел, как этого требовал закон, и оставила бразды правления в руках сына и его супруги. Однако к мнению Тетишери прислушивались в трудные времена. Она вселяла надежду и желание бороться. Уйдя от дел, царица предалась чтению, все время просматривала книги Хуфу и Кагемни, Книги мертвых и историю славных веков, которые обессмертили мудрые изречения Мина, Хуфу и Аменхотепа. Слава о царице-матери пронеслась по всему Югу, где не было ни одного мужчины или женщины, которые не знали бы, не любили бы ее и не клялись бы ее именем, ибо она привила всему двору и прежде всего своему сыну Секененре и внуку Камосу любовь к Египту, к его Северу и Югу и ненависть к алчным пастухам, приведшим столь славные дни к печальному концу. Тетишери твердила всем, что они должны посвятить себя великой цели — освобождению долины Нила от деспотической власти пастухов. Она призывала всех священнослужителей, будь то настоятели храмов или школьные преподаватели, все время напоминать людям об опустошенном Севере и хищном враге, о преступлениях, на которые тот шел, чтобы поработить народ, грабить его землю, богатства и низвести людей до уровня скота, обрабатывающего поля. Если на Юге хоть один уголек священного огня тлеет в их сердцах и поддерживает надежду, то заслуга Тетишери в том, что она раздувает его своим патриотизмом и мудростью. Поэтому весь Юг боготворил ее и называл «святой матерью Тетишери», как верующие обращались к Исиде, и искали в ее имени спасения от зла, отчаяния и поражения.

К этой женщине шли Секененра и Ахотеп. Она ожидала их визита, ибо уже знала о приезде посланника от царя пастухов. Тетишери помнила посланников, являвшихся к ее покойному мужу за золотом, зерном и камнем, которые они требовали в качестве дани, какую платит подданный своему господину. Муж отправлял им нагруженные до отказа судна, чтобы не оказаться полностью порабощенным этими дикими людьми и удвоить тайные усилия по созданию армии, которая станет самым драгоценным завещанием его сыну Секененре и потомкам. Царица думала об этом, ожидая царя, а когда тот прибыл вместе с женой, она протянула к ним свои худые руки. Оба поцеловали ей руки, царь сел справа, его супруга — слева от матери. Затем Тетишери нежно улыбнулась и спросила сына:

— Что угодно Апофису?

Сын ответил полным негодования голосом:

— Мама, ему угодны Фивы со всем, что в них имеется. Нет, более того, на этот раз он хочет лишить нас чести.

Встревоженная мать смотрела то на сына, то на его супругу, однако хранила спокойствие, несмотря на плохие вести.

— Его предки, невзирая на жадность, довольствовались гранитом и золотом, — заметила она.

Царица Ахотеп возразила:

— Мама, но Апофис требует, чтобы мы истребили священных гиппопотамов, чей рев не дает ему спать, и построили рядом с храмом Амона такой же его богу Сету. Он желает, чтобы наш повелитель снял белую корону.

Секененра подтвердил слова Ахотеп и рассказал матери все о визите посланника и его требованиях. На благородном лице матери появилось выражение отвращения, дрожащие тубы говорили о негодовании и раздражении. Она спросила царя:

— Что ты ему ответил, мой сын?

— Мне еще предстоит ответить ему.

— Ты уже принял решение?

— Да. Полностью отвергнуть все требования.

— Тот, кто выдвинул эти требования, не примет отказа!

— А тот, кто способен категорически отвергнуть их, не должен опасаться последствий своего решения.

— Что, если он объявит войну?

— Тогда я отвечу ему тем же.

Упоминание войны прозвучало странно, пробудив в ее памяти воспоминания о давних событиях. Тетишери вспомнила времена, похожие на эти, когда ее муж в отчаянии не знал, к кому обращаться, и жаловался ей о своих невзгодах и тревогах, жалел о том, что у него нет сильной армии, способной дать отпор алчному врагу. Теперь же ее сын говорил о войне смело, решительно и уверенно, ибо времена изменились, надежда воскресла. Тетишери украдкой посмотрела на жену сына и поняла, что та смятенна, надежды царицы и дурные предчувствия матери безжалостно раздирали ее. Тетишери тоже была царицей и матерью, но не находила в себе сил сказать что-либо, кроме того, что наставнице народа и его святой матери полагалось сказать. Она спросила сына:

— Эта армия сможет избавить Египет от оков?

— По крайней мере, она не допустит вторжения пастухов на Юг страны.