Война в Фивах - [66]

— Какие мучительные воспоминания!

Гур ответил с дрожью в голосе:

— У меня такое впечатление, точно я слышу голоса погибших, которые обитают в этом священном месте!

Командир Мхеб сказал:

— Как много крови пролили наши отцы на этой земле!

Гур вытер слезы и произнес:

— Помолимся, мой повелитель, за душу нашего погибшего мученической смертью повелителя Секененры и его храбрых солдат!

Яхмос, его командиры и окружение вышли из колесниц и вознесли горячую молитву.

Армия вошла в город Коптос, над его стенами трепетал египетский флаг. Солдаты громкими возгласами воздали должное Секененре. Затем армия двинулась к Дендаре, не встречая ни малейшего сопротивления. Точно так же воины вступили в город Диосполис Парва, затем стали продвигаться к Абидосу, ожидая, что в долине столкнутся с пастухами. Однако воины не встретили ни единого врага.

— Где же Апофис и его могущественные армии? — спросил пораженный Яхмос.

— Наверно, ему не хочется выставлять пехоту против наших колесниц, — ответил Гур.

— И как долго продолжится эта погоня?

— Кто знает, мой повелитель? Погоня может продолжаться до самого Авариса, неприступной крепости пастухов, чьи стены они возводили целый век. Похоже, взятие этого города не обойдется египетским воинам без большой крови.

Абидос открыл ворота перед Армией освобождения, она вошла в город как победительница и в тот день остановилась там на отдых.

Яхмос жаждал войны, отчасти потому что с нетерпением ждал решающей встречи со своим врагом. Ему не терпелось ринуться в бой, забыть о смуте в своей душе и вычеркнуть из души печаль. Однако Апофис не предоставил ему такой возможности. Мыслями Яхмос все время возвращался к упрямой пленнице. Его сердце тянулось к ней, невзирая на недобрые чувства, которые она питала к нему. Царь вспоминал свои мечты. Он поверил, что сама судьба передала Аменридис в его руки, и ему захотелось превратить корабль заточения в рай любви. Безудержная любовь бурным потоком обуяла его и смела такие преграды, как нерешительность и гордость. Он взошел на корабль, направился к волшебной каюте и вошел. Принцесса сидела на диване в обычной позе, закутанная в изящные одежды из Мемфиса. Видно, она узнала его по походке, ибо не подняла головы и продолжала смотреть в пол. Влюбленный взгляд царя скользнул по пробору ее волос, челу, опущенным ресницам. Он почувствовал, что сердце бьется в его груди, словно раскаты грома. Гонимый желанием, он был готов броситься к принцессе, заключить ее в страстные объятия. Тут Аменридис неожиданно подняла голову и дерзко взглянула на него. Царь застыл на месте.

— Посланники навестили вас? — спросил он.

— Да, — ответила она тоном, не выдававшим никаких чувств.

Взгляд царя скользнул по каюте и остановился на ларце из слоновой кости.

— Я дал разрешение принести вам этот ларец, — сказал он.

— Спасибо, — небрежно поблагодарила она, и в ее голосе прозвучало раздражение.

Царю стало легче на душе, и он сказал:

— В ларце находилось ожерелье с изумрудным сердцем.

Губы Аменридис дрогнули, она собиралась что-то сказать, но вдруг передумала и плотно сжала губы, что говорило о смятении.

— Посланники говорили, что это ожерелье вам дорого, — с нежностью произнес Яхмос.

Аменридис резко покачала головой, точно отвергая обвинение, выдвинутое против нее, и ответила:

— Это правда. Я раньше часто носила это ожерелье, потому что ведьма при дворе сделала из него талисман, который отводит порчу и зло.

Ответ прозвучал неубедительно, но царь не отчаялся и сказал:

— Я подумал, что оно предназначено для других целей, о чем говорила встреча в каюте царского корабля.

Лицо принцессы густо покраснело, она гневно ответила:

— Сегодня я не помню капризы вчерашнего дня. Было бы лучше, если бы ты относился ко мне как враг к пленнице.

Царь заметил признаки жестокости на ее напряженном лице и еще раз испытал разочарование. Однако, пытаясь обуздать свои чувства, он сказал:

— Разве вам неизвестно, что мы заключаем женщин наших врагов в дворцовые гаремы?

— Не таких, как я, — резко возразила Аменридис.

— Вы снова угрожаете голодовкой?

— Сейчас в этом нет надобности.

Царь с подозрением взглянул на нее и с усмешкой спросил:

— Как же вы тогда сумеете защитить себя?

Аменридис подняла руку, в которой держала крохотное оружие, величиной не больше ногтя, и уверенно ответила:

— Видишь! Это отравленный кинжал. Если им порезать кожу, яд проникнет в кровь и убьет меня в мгновение ока. Посланник тайком передал мне его, твои соглядатаи ничего не заметили. Я знала, что отец пришлет мне оружие, которым можно покончить с собой, если на меня падет бесчестие или кому-то вздумается причинить мне зло.

Яхмос рассердился и, нахмурившись, сказал:

— И в этом заключался секрет ларца? Будь проклят тот, кто верит слову пастушеского отродья с грязной бородой! В ваших венах течет не кровь, а предательство. Однако я вижу, что вы превратно истолковали намерение своего отца, ибо он тайно передал вам это оружие, чтобы вы могли убить меня.

Принцесса покачала головой, будто смеясь над ним, и сказала:

— Ты не понимаешь Апофиса. Он согласится лишь на то, чтобы я сохранила честь или умерла с честью. Что же до врага, то он сам убьет его, как привык это делать.