Война: ускоренная жизнь - [26]

Шрифт
Интервал

О том, как кормили трудармейцев, можно узнать со слов Бориса Раушенбаха, мобилизованного на принудительные работы в марте 1942-го и трудившегося в «Стройотряде № 18–74» ТагилЛАГа НКВД СССР:

«Столовая. Там стояли столы, каждый подходил к раздаче и получал порцию баланды или каши — в общем, что полагалось, — в свою посудину. У каждого что-то было, какие-то котелки. У одного была миска, и он этим очень гордился.

Минимальная пайка хлеба была 400 г, максимальная — даже 900 г. Но большие пайки выдавались только за крупное перевыполнение норм. ИТР (инженерно-технический работник), который не мог ничего перевыполнять, получал 600–700 граммов. Хлеб был очень мокрый. Но все такой ели, и мы тоже. Мы одно время даже пытались (потом прекратили из-за сильного голода) откладывать пайку на завтра, чтобы хлеб подсох немного и приобрел нормальный вид. Но мы эту затею бросили, съедали сразу. Иногда, когда давали кашу, добавлялся маленький черпачок растительного масла. Странное масло — льняное или еще какое-то.

Раз в месяц давали сахар и кофе, но не настоящий, а ячмень поджаренный. Сахара было с полстакана или чуть больше. Мы его ссыпали в кофе, смешивали, получалась такая рыжая, очень сладкая конфета. И мы их сжира-ли. Кофе нам тоже давали мало. Раз в месяц мы могли делать такую штуку. Это было такое пиршество!»

Как и в Ленинграде, имелось и в других городах очень небольшое число людей, «умеющих жить» и просто имеющих доступ к обособленным «кормушкам», таким, какие были открыты в ноябре 1941 года в Москве. Тогда секретным решением Московского горсовета в каждом районе города были созданы столовые с контингентом не более 100 человек каждая для питания без карточек. В месяц на каждого питающегося выделялось: 3 кг мяса, 2 — колбасы, 1 — ветчины, 1,5 — свежей осетрины или севрюги, 0,5 — кетовой икры, 1 — сыра, 1 — сливочного масла, 1,5 кг сахара, овощи и сухофрукты.

О том, вкусно ли кормили в таких столовых, их посетители тогда особо не распространялись, не говорили они об этом и позже. По крайней мере мне таких воспоминаний обнаружить не удалось. А вот бывшая в то время работницей Бийского оборонного завода № 479 Вера Текутьева о питании на производстве вспоминала кратко:

«Питались по талонам в столовой, где в основном варили суп из соевого жмыха, да чуть картошки добавляли. Хлеба выдавали по 800 граммов на человека».

Здесь нужно сказать, что и хлеб, и другие продукты люди по карточкам получали не просто так, за них нужно было заплатить по фиксированной госцене, а деньги в то время имелись не у каждого. Жительница Барнаула Мария Чернышова вспоминала, что «на всю нашу большую семью мы получали по карточкам в день булку хлеба. Одну ее часть продавали на вокзале (по цене черного рынка. — Авт.), чтобы выкупить хлеб на следующий день».

Валентина Шашкова:

«Хлебные карточки берегли как зеницу ока, больше жизни. Да и можно ли было выжить, лишившись этой ценной бумажки? Хорошо помню тот случай, когда домой пришла заплаканная сестра. Ей была поручена покупка хлеба, а в очереди у нее украли карточки. Сестре тогда было семь или восемь лет. Узнав о пропаже, рыдала уже вся семья.

Как выжили мы в то время без хлеба, не знаю, но были еще настолько малы, что не понимали настоящего смысла потери и все время просили у мамы хлеба.

Случалось, что в магазин долго не привозили хлеб. И снова слезы, мольбы: «Мама, дай нам хлебушка!». А самый младший братишка, захлебываясь слезами, причитал: «Мама, хлеба хочу, дай, пожалуйста! Не дашь хлебушка, на фронт уйду!» Мы, ребятишки, плача, уговаривали его не ходить на войну, и мама плакала вместе с нами»

Валентина Горячева в войну была маленькой девочкой и жила со своей семьей в Табунском районе. Мама ее работала на железной дороге и за это получала паек — 500 г хлеба, иждивенцам полагалось 200 г.

«Хлеб черный, очень липкий, и в нем «устюки», иголками впивающиеся в десны. При таком рационе главное было не помереть от голода, — вспоминает Валентина Владимировна. — Выживали мы благодаря житейской практичности нашей безграмотной, но очень умной мамы».

Вот эта самая житейская практичность да уже выработанная многими еще в 30-х привычка к испытаниям и позволили нашим женщинам не помереть в те годы самим и не дать помереть своим детям. Всем им, как и маме Валентины Горячевой, пришлось тогда досконально изучить «предмет» под названием

Наука выживания

Дочь погибшего на фронте Николая Торгашева Нина Николаевна рассказывала:

«Жили голодно в войну. Спасало то, что был участок земли, на котором выращивали картошку. Участок находился на территории старого аэродрома (в Барнауле. — Авт.) Не выбрасывали даже очистки. Их или жарили на плите и ели, или отдавали тем, кто держал корову. За это давали немного молока. Мама, Лидия Павловна, с работы приносила «поскребыши». Она работала на приготовлении печенья и пончиков. После смены мастер специальной линейкой отмерял на столе участок, с которого работницы могли соскрести муки с сахаром, прилипшие к крышке стола. Эти «поскребушки», как их называли работницы (Барнаульской кондитерской фабрики. — Авт.), приносили домой и добавляли в кашу с лебедой и отрубями».


Рекомендуем почитать
Памяти Н. Ф. Анненского

Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.


Князь Андрей Волконский. Партитура жизни

Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.


Королева Виктория

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.


Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.