Война самураев - [17]

С этими словами Кагэцуна изо всех сил натянул тетиву и послал стрелу за ворота. Однако даже в неровном свете факелов стало заметно, что он промахнулся.

— Твои слова бьют в цель точнее! — крикнул Тамэтомо. — Ты так хорошо говорил, что я отвечу на выстрел, хотя и не обязан сражаться с низкорожденными. Да будет эта стрела тебе почестью в нынешней жизни или напоминанием в следующей!

Киёмори и его люди услышали свист оперения в воздухе и глухой удар наконечника, пронзившего плоть. У него на глазах один из всадников обмяк и свалился с лошади.

— Року! — вскричал Кагэцуна. — Року, брат!

Другой воин, сидевший позади Року, смотрел в почтительном ужасе на окровавленную стрелу, которая застряла у него в панцире. Он развернул коня и подъехал к Киёмори.

— Господин, взгляните! — Воин отломил стрелу и протянул Киёмори. — Тупая гудящая стрела, а прошла сквозь тело и панцирь Року и угодила в меня! Року испустил дух, еще сидя на лошади! Какой стрелок на такое способен? Точно не человек!

Киёмори воззрился на стрелу. Сзади поднялся взволнованный ропот.

Кагэцуна смотрел с бледным от страха лицом.

— Это правда, — тихо проговорил он. — Року погиб. Стрела пронзила его, словно туман. Такой мощи не знали с тех пор, как Минамото Ёсииэ пронзил разом тройной панцирь. Возможно ли, чтобы подобная сила вернулась в мир?

Киёмори втянул воздух сквозь зубы, глядя на черные ворота и чудовищную тень, что поджидала за ними. «Мне нужно исполнить великое предназначение, — думал он. — Я еще не построил святилище на Миядзиме. Еще не вернул Рюдзину меч Кусанаги. Не увидел рождения внука, будущего императора Тайра. Что, если эти пророчества не сбудутся из-за того, что я по глупости вызову на бой демона? Меня избрали указать миру путь в годину испытаний, а значит, нельзя позволять силам зла отобрать меня у судьбы».

Киёмори повернулся к своим людям и сказал:

— Никто не приказывал нам брать приступом именно эти ворота. Мы можем поискать и другой вход. Не вышло в одном — так попробуем силы в другом месте. С какой стати нам потакать какому-то выскочке, даже если ему удался первый выстрел? Отправимся к восточным воротам и попытаемся пробиться там.

Кагэцуна нахмурился:

— Те врата слишком близки, повелитель, и демон сможет легко защитить и их. Поедемте лучше к северному входу.

Киёмори кивнул ему:

— Славно сказано, Кагэцуна. Едем туда. Будем надеяться, что там нас ждет битва удачнее этой.

Едва он поворотил коня, чтобы вести свое войско на север, как подъехал сын, Сигэмори, пунцовый от стыда и досады.

— Отец, неужели ты, первый среди Тайра, показал врагу спину?

Киёмори взглянул на него исподлобья:

— Сын мой, пусть тебя не дурачат сказки о безоглядной отваге. В бою трезвый расчет важен не меньше удали, и прежде чем бросаться в драку, нужно хорошенько подумать: а стоит ли? Пусть Ёситомо разбирается со своим бешеным братцем, а мы поищем более удобный подход в другом месте. Все-таки учиться тебе да учиться.

— Я уже заучил, что от врага, которого вызвали на бой, не бегут. — Сигэмори развернул коня и прокричал: — Кто еще жаждет славы — за мной!

— Держите его! — скомандовал Киёмори вассалам. — Иначе демон пристрелит его, как птенца. Этого нельзя допустить!

Как Сигэмори ни рвался к воротам, всадники сомкнули перед ним ряды, тесня и подталкивая прочь, на север. Юному воину ничего не осталось, кроме как пустить коня галопом вместе с прочими Тайра — к другой оконечности дворца Сиракава.

Киёмори бросил последний взгляд на юго-восточные ворота. Ему вдогонку летели насмешки демона Тамэтомо.

— Бежишь, Киёмори-сан? Зря стараешься — рок всегда следует за человеком как тень.

Киёмори ничего не ответил, только хлестнул коня, чтобы нагнать поскорее дружину.

Полководец Ёситомо сидел верхом у восточных ворот дворца Сиракава, ворча себе под нос. Он все еще негодовал по поводу жалкой отговорки, которую Киёмори привел для разделения войск. Запреты на передвижения годны разве аристократам, разъезжающим где угодно по своему усмотрению. Для воина перед боем они бестолковы, если не оскорбительны.

Он услышал выкрики с юга и предположил, что Киёмори решил атаковать оттуда. «Превосходно, — сказал себе Ёситомо. — Пусть Тайра-смельчак примет удар на себя. Как только он проникнет во двор, там и мы подоспеем». Однако вместо шума сражения в тишине раздался гулкий грохот копыт. «Не могли же они сбежать с поля боя? Или могли?»

Ёситомо вдруг сделалось не по себе. Что-то витало в воздухе — зловещее, тягостное предчувствие. Странный дым, поднимающийся из глубины дворца, испускал, несомненно, потустороннее свечение. «Почему же солнце не взошло? — недоумевал Ёситомо. — Давно пора рассветать, а тьма как стояла, так и стоит».

— Господин, у ворот кто-то ходит.

Ёситомо прищурился и разглядел на фоне подсвеченных клубов дыма силуэт рослого воина с непомерно длинными руками.

— Итак, — раздался хриплый рев, — неужто старший братец пожаловал?

Ёситомо вырвался вперед и, пренебрегая опасностью, подъехал к воротам ближе, чем бьет стрела.

— Это ты, Тамэтомо? Именем императора, оставь мятежников! Выйди и сражайся за нас, на правой стороне! Ты порочишь себя, пособничая бунтарям и узурпатору!