Война с готами. О постройках - [42]
3. С началом летнего солнцеповорота на жителей города напала вместе с голодом и чума. У воинов хлеб еще был, но из остального продовольствия ничего больше не осталось, у других же римлян не было уже хлеба, и их жестоко мучил наряду с моровой язвой и голод. Когда это узнали готы, они уже не хотели вступать с врагами в открытое сражение, но всячески остерегались, как бы и к ним не была занесена зараза. Между Латинской и Аппиевой дорогами и до сих пор есть еще два очень высоких водопровода, высоко поднимающихся [122] на арках. Оба эти водопровода в местности отстоящей от Рима на пятьдесят стадии, сходятся и некоторое пространство идут в противоположном направлении. Тот, который раньше шел направо, идет теперь налево. Вновь сойдясь и получив прежнее направление, в дальнейшем они уже навсегда расходятся в разные стороны. Поэтому место между этими водопроводами образует некоторого рода укрепление. Нижнюю часть арок этих водопроводов варвары заложили камнями и глиной и сделали здесь род крепости и поместили здесь отряд не меньше как в семь тысяч человек для охраны, чтобы враги ни в коем случае не могли ввезти к себе в город какое-либо продовольствие. Тогда у римлян пропала всякая надежда на хороший исход, и их охватили всяческие мысли о бедствиях. Пока вызревал хлеб, наиболее смелые солдаты, подстрекаемые жаждой денег, верхом на лошадях, ведя с собою других лошадей на привязи, отправлялись за добычей с этих полей ночью недалеко от города. Нарезав колосьев и навьючив их на лошадей, которых они привели с собой, они незаметно от неприятелей ввозили все это в город и за большие деньги продавали богатым римлянам. Другие же скудно питались травой, которой было много в пригородах и внутри укреплений. На почве Рима этой травы было много и в зимнюю пору и во всякое другое время и она пышно росла и зеленела круглый год. Поэтому-то осажденным удалось прокормить и лошадей. Некоторые, наделав колбас из мяса подохших в Риме мулов, тайно их продавали. Когда же на полях не осталось посевов римляне стали терпеть еще большие бедствия, они обратились к Велизарию с настойчивой просьбой решить дело одним сражением с врагами, обещая, что из римлян все, как один, выйдут на это сражение. Велизарий был в затруднительном положении и очень опечален; тут некоторые из римских плебеев сказали следующее: «Не такая судьба в данное время, о славный вождь, постигла нас, на какую мы шли, и все произошло совсем против тех надежд, какие у нас были. Достигнув того, что прежде было нашей мечтой, теперь мы попали в [123] постигшее нас сейчас бедственное положение и принятое нами раньше решение следовать за мудрой прозорливостью императора обратилось против нас, являясь в наших глазах безумием и основой величайших наших несчастий. Мы дошли до такой степени нужды, что в данное время у нас явилась решимость обратиться к насилию и взяться за оружие против врагов. Мы просим прощения, если перед лицом Велизария будем говорить смелее обычного. Желудок, не имеющий пропитания, не умеет стыдиться. Да будет служить нам извинением та судьба, в которую мы попали по нашей неосмотрительности. Ведь жизнь кажется самым несчастным положением из всего, если она протекает среди неблагоприятных обстоятельств, Ты сам, конечно, видишь, что выпало нам на долю. Эти поля и вся эта область попали в руки врагов. Мы не можем сказать, с какого уже времени этот город лишен всего ему нужного. Из римлян одни уже лежат мертвыми и на их долю досталось даже не быть похороненными в земле, мы же, оставшиеся еще в живых, чтобы в одном слове сказать обо всех наших бедах, мечтаем о том, чтобы лечь рядом с лежащими таким образом. Для тех, кто страдает от голода, всякое другое бедствие кажется более легко переносимым; там, где является голод, он заставляет забывать все остальные несчастия и даже самая смерть для людей, кроме смерти от гнетущего их голода, кажется им приятной и радостной. Поэтому пока мы еще не совсем сломлены бедствием, дай нам возможность вступить в бой за нас самих, в результате которого нам удастся или одолеть врагов, или положить конец нашим несчастиям. Для кого промедление приносит надежду на спасение, те поступают безумно, торопясь подвергнуться опасности, которая сразу должна решить судьбу всего; но для кого медлительность делает исход сражения более безнадежным, те заслуживают порицания, если хоть на короткое время откладывают возможность немедленного решительного наступления». Так сказали римляне. В ответ им Велизарий заявил:
«То, что происходит сейчас у вас, я очень хорошо предвидел [124] раньше и для меня нет ничего неожиданного. Я уже давно знаю, что народ, обывательская масса, является самой неразумной толпой; не может он ни переносить настоящее положение, ни предвидеть будущее, но легкомысленно берется за невыполнимое и умеет только по своей неосмотрительности гибнуть. Но из-за вашего скудоумия я вовсе не хочу видеть вашей гибели и вместе с вами погубить все дело императора. Военный успех является результатом не бессмысленной торопливости, но на основе предусмотрительности и благоразумия он всегда точно следует за ходом благоприятных обстоятельств. Вы, как бы играя в кости, хотите одним ударом достигнуть всего, в моем же характере нет привычки выбирать более короткий путь в ущерб полезности. Затем вы заявляете, что вместе с нами вы пойдете на врагов; но когда вы занимались военными упражнениями? И кто же, даже изучивший искусство владеть оружием, не знает, что умение вести бой не дается без опыта? Сейчас я восхищаюсь вашей готовностью и прощаю поднятое вами волнение. Что вами все это сделано несвоевременно и что я руковожусь разумным промедлением, я вам сейчас это докажу. Собрав со всей земли бесчисленное войско, император уже послал его к нам на помощь, и флот, какого никогда не было у римлян, покрывает большую часть берегов Кампании и Ионийского залива. Через несколько дней они придут к нам со всем необходимым для нас продовольствием; они положат конец вашей нужде, а тучей своих стрел они засыплют лагери неприятелей. Поэтому я решил отложить счастливый момент столкновения с врагами до их прибытия и, не подвергаясь опасности, одержать победу на войне, вместо того, чтобы бессмысленной торопливостью безрассудно подвергнуть опасности спасение всех нас. А чтобы они пришли возможно скорее и больше уже не медлили, об этом сам я позабочусь».
