Война ротмистра Тоота - [2]

Старый мир рухнул.

— Воспитуемый Грат, ко мне! — холодно скомандовал Тоот.

Субтильный боец заградительной секции подскочил к офицеру и заученно доложил:

— Воспитуемый Грат прибыл по вашему приказанию!

— Повторяю вопрос. Что тебе известно об упыре?

— Что он бегает, говорят, — цепенея под тяжёлым взглядом, пролепетал Грат.

— По мнению специалистов, в частности известного биолога Грата, упыри не летают. — Ротмистр Тоот согнул кожаный стек. — Идёмте за мной!

Замершая с карабинами «на плечо» секция «Зета» с сожалением глядела вслед товарищу. Ротмистра Тоота не то чтобы не любили, глупо и смешно воспитуемым любить офицера Боевого Легиона, а опасались. Даже страшились. Высокий, худощавый, подтянутый, в чёрной форме и вычищенных до блеска сапогах, он появлялся, смотрел гипнотизирующим взглядом и отдавал команды чётко, словно лязгал затвор, досылая очередной патрон в патронник. Ротмистр никого не оскорблял, обращался на «вы», не требовал лишнего. Но боялись его куда больше, чем фельдфебеля — обладателя кулаков размером с пивную кружку.

Воспитуемый Грат, понурившись, плёлся за ротмистром. Вся секция гадала, чем обернётся для бедолаги неосторожно брошенная фраза.

Кабинет командира гарнизона базы был выдержан в духе традиционной суровой простоты: массивный дубовый стол, шкаф, сейф, оружейная стойка, над которой, воздев к потолку острие, стоял полутораручный меч с древним гербом рода Тоотов; таблицы на стенах, план расчистки укрепрайона, схема форта-базы — того, что осталось от некогда могучего щита Империи. Ротмистр сел на стул, один из двух, имевшихся в кабинете, и поднял глаза на бойца.

— Воспитуемый, в прошлом вы — зоолог. В том году вы приезжали сюда из столицы в составе экспедиции.

— Так точно, господин ротмистр!

— Вы изучали возможность использования упырей для несения пограничной службы.

— Видите ли, это была идея… — воспитуемый наткнулся на холодный взгляд Тоота. — Так точно, господин ротмистр!

— Ваша экспедиция не обнаружила ни одного упыря, вы зря разбазарили казённые деньги. На эти средства можно было месяц содержать десяток солдатских вдов и детей. Как после этого вы смеете запугивать личный состав секции нелепыми историями?! Вас следует отправить в карцер!

При упоминании карцера — железной трубы, заполненной до самого подбородка холодной водой, лицо допрашиваемого приобрело мертвенную бледность, но чувство научной правоты вытеснило крепко вбитый прикладами страх.

— Господин ротмистр, вы производите впечатление умного человека. Говорят, вы в прошлом были учителем!..

— Про упырей тоже говорят, — оборвал ротмистр.

— Послушайте же! Я вас уверяю, упыри — чрезвычайно сообразительные и осторожные твари. Они чуют людей и прячутся под землёй, когда человек ещё не в состоянии ни увидеть, ни услышать их.

— Прячутся?

— Так точно, прячутся.

— Везде прячутся, а у нас на базе бегают.

— Так говорят, — понимая, что сморозил нелепицу, вздохнул бывший зоолог.

— Вот что, Грат. На первый раз я не стану отправлять вас в карцер. Вы заступите в наряд на огнемётной позиции вместе с воспитуемым Шара. Если поутру, обходя Периметр, я обнаружу два загрызенных трупа, то поверю, что вы были правы, и предприму всё от меня зависящее, чтобы изловить и уничтожить свирепую тварь или тварей, сколько бы их там ни было. Но если вы останетесь живы и ещё раз обмолвитесь об упырях на базе — сгниёте в карцере. Это понятно?

— Так точно, господин ротмистр! — с облегчением вытянулся Грат.

Тоот поглядел на часы.

— До включения противобаллистической защиты три минуты двадцать три секунды. Бегом к секции! Не хватало, чтоб вы мне тут пол загадили!

Едва воспитуемый скрылся за дверью, ротмистр поднялся и в два шага перешёл в личные покои. Его, доблестного офицера Боевого Легиона, крайне раздражали сеансы лучевого перехвата. От них звенело в ушах и ломило виски. Атр вошёл в свою комнату, повернул ключ и позвал:

— Дрым, морда лохматая, ты где?

Дрым, огромный, покрытый длинной чёрной шерстью, вылез из-под металлической кровати. Треугольные уши на его непропорционально большой голове поднялись столбиком, будто выслушивая, как где-то далеко на башне противобаллистической защиты операторы возятся с оборудованием, контролируя включение спящих лучевых установок.

— Дрым, жалуются на тебя, собачатина ты ужасная! Говорят, ночью в укрепрайоне бегаешь.

Упырь оскалил пасть, как показалось ротмистру Тооту, в ухмылке. Неподготовленного человека от такой гримасы на огромной собачьей морде охватила бы оторопь. Особенно страшно было, когда зверь появлялся вдруг практически ниоткуда, вырастал посреди ночи сзади или чуть сбоку и сидел, вот так вот пристально глядя и ухмыляясь. И клыки в его пасти, белые, острые, величиной с палец, производили завораживающее впечатление.

— Ты зачем часовых пугаешь, зверюга?

Дрым расплылся в ещё более широкой улыбке и вывесил красный язык. Время от времени он и впрямь любил появиться где-нибудь на позиции, зевнуть этак во всё горло, демонстрируя свою роскошную пасть, и уставиться вопросительно на караульных. Те разбегались. Дрым же находил котелок с бобовой похлёбкой, опустошал его в два глотка и исчезал в ночной тьме. Зная аппетит чудовища, воспитуемые предпочитали остаться голодными, чем послужить ему ужином.