Война - [81]

Шрифт
Интервал

— Разве это причина забирать у нас командира?

— Успокойся. Я так и так стал бы офицером для поручений.

На следующее утро Ламм собрал роту.

— Меня переводят в штаб батальона, и сегодня я вас покидаю. Как вы понимаете, мне будет трудно. Но я верю, что передаю моему преемнику хорошую роту, и это облегчает мне мой уход. До свидания, рота!

Мы разошлись.

— Такого командира мы больше не получим, — сказал Вольф, уже поправившийся после своего ранения.

Функе, усевшись в угол, жевал свою неизменную сигару и бормотал что-то о хорошем человеке.

Вечером прошел слух, что новый здесь.

— Как он выглядит?

— У него монокль и стек.

— Это отдает тылом.

Я заметил, что вся рота настроена против него — и не по деловым соображениям, а просто потому, что это не Ламм. На следующее утро он явился, когда рота была построена для несения службы. Фельдфебель дал команду смирно и отрапортовал.

— С сегодняшнего дня мне вверяется третья рота. Я слышал хорошее о роте. И рассчитываю, что моя рота будет лучшей в полку. С богом за короля и отечество — всегда было и будет нашим девизом, и с этим я приветствую вас!. Вольно! Фельдфебель, идите за мной и представьте мне унтер-офицеров!

— Младший фельдфебель Ренн.

— У вас кожаные наколенники и обмотки на ногах. Разрешено такое в полку, фельдфебель?

— Он только два дня как вернулся из ударного батальона.

— Это хорошо. Мы составим целый ударный взвод. Вообще-то, вижу я, вся рота стоит как попало — старые рядом с молодыми и гиганты рядом с карликами. Никто не пытался изменить этот порядок?

— Нет, господин старший лейтенант. До сих пор командиры роты всегда оставляли вместе тех, кто знает друг друга.

— Так нельзя. Это не придает военного вида. Сейчас же перестроиться. Вы, Ренн, идите со мной и укажите людей, которые подходят для ударного взвода.

Я указал на Вольфа.

— Хорошо.

Я указал на Функе.

— Этот? Как в роту вообще попадают такие старые люди? Хочу видеть вас в следующий раз умытым и в более опрятном мундире!

Мы составили новый взвод с унтер-офицером Хауффе и ефрейтором Зенгером в качестве командиров ударных команд. Не хватало командира для третьей команды.

— Как вас зовут? — спросил Лёсберг какого-то парня, по виду лет восемнадцати, с сияющими голубыми глазами, которого я еще мало знал.

— Хенель, господин старший лейтенант! — громко крикнул юноша.

Я искоса наблюдал за Лёсбергом.

Он был бледен, немного одутловат; его мягкий, пухлый, безвольный рот не понравился мне.

IV

После перестроения по росту антипатия к Лёсбергу еще возросла, особенно со стороны тех, что бок о бок прошли через весенние бои, а теперь оказались разобщенными. Но только они-то и имели собственное мнение. Один лишь Функе со своим невообразимым добродушием заступался за Лёсберга, хотя тот обращался с ним крайне пренебрежительно и всегда находил какой-нибудь непорядок в его одежде или выправке.

На следующий день после перестроения мы направились в траншею. В эту ночь мы Лёсберга не видели. Он явился только наутро, чтобы все осмотреть. Я показал ему участок своего взвода. Пожилой солдат подметал траншею.

— Я замечаю, что ваши люди грязны. Мы должны строго следить за чистотой. У этого солдата совсем невообразимый вид!

— Нам вряд ли удастся лучше выглядеть, пока у нас такие блиндажи; у большинства входы настолько узкие, что приходится выползать на четвереньках, и уж, конечно, вымажешься с головы до пят.

— Не удастся? Этого я не признаю! — сказал он резко. — Надо требовать и получится!

При входе в следующий блиндаж сидел обнаженный по пояс солдат и искал вшей. Он смущенно встал, но не мог принять стойку смирно, так как вход был слишком низкий.

— Встаньте как положено! — прикрикнул на него Лёсберг.

Тот вышел и загородил траншею.

— Чем он сейчас должен заниматься? — спросил меня Лёсберг.

— Сейчас у них перерыв на завтрак, господин старший лейтенант.

— И как надолго?

— Точно не установлено, потому что сейчас еще время сна.

— Почему сон сейчас?

— По ночам у них разгрузка транспорта: в эту ночь они носили за высотку Элизабет рельсы и средней величины мины для минометов.

— Как долго это продолжалось?

— С полуночи до рассвета.

— В таком случае люди совершали прогулку!

— Мины тяжелые, и их нужно нести осторожно.

Я заметил, что Лёсберг хотел и здесь что-нибудь улучшить, но, наверное, мало в этом деле смыслил.

— Дежурный унтер-офицер в окопах! — отрапортовал длинный Зенгер.

— Вы сегодня уже умывались? — Лицо у Зенгера действительно было грязновато.

— Нет, господин старший лейтенант, у нас в траншее нет воды.

— Это не причина! Кто хочет, тот найдет. Мой дорогой Ренн, это не годится! Мы не орда разбойников, а рота Его Величества! — Эти слова, кажется, очень понравились ему самому.

Мы подошли к часовому. Это был краснощекий, молодой парень; он молодцевато отрапортовал, стоя навытяжку. Лёсберг поднялся на ступеньку и положил ему руку на плечо.

— Ну, покажите, что вы здесь наблюдаете!

Часовой объяснил.

Мы пошли дальше.

— Такими должны быть все люди вашего взвода, бодрыми, с выправкой!

— Здесь правая граница моего взвода, господин старший лейтенант.

— Я собираю командиров взводов в одиннадцать у себя в блиндаже!.. До свидания!


Рекомендуем почитать
Заговор обреченных

Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.


Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.


Избранное

Вилли Бредель — известный немецкий писатель нашего столетия, один из зачинателей литературы Германской Демократической Республики — являет редкостный пример единства жизненного и творческого пути.


Избранное

Луи Фюрнберг (1909—1957) и Стефан Хермлин (род. в 1915 г.) — известные писатели ГДР, оба они — революционные поэты, талантливые прозаики, эссеисты.В сборник включены лирические стихи, отрывки из поэм, рассказы и эссе обоих писателей. Том входит в «Библиотеку литературы ГДР». Большая часть произведений издается на русском языке впервые.


Избранное

Луи Фюрнберг (1909—1957) и Стефан Хермлин (род. в 1915 г.) — известные писатели ГДР, оба они — революционные поэты, талантливые прозаики, эссеисты.В сборник включены лирические стихи, отрывки из поэм, рассказы и эссе обоих писателей. Том входит в «Библиотеку литературы ГДР». Большая часть произведений издается на русском языке впервые.


Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

В этом томе собраны повести и рассказы 23 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, во и в мировой литературе.Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение сегодняшней действительности ГДР, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.