Война на море - Эпоха Нельсона - [85]

Может статься, что действительно в этой крайности Вилльнёву оставалось использовать только то средство, которое он и использовал. Сдвоив свою линию баталии другим рядом кораблей, расположенных против интервалов этой линии, он мог затруднить огонь части своих кораблей. Разделив свои силы, он подвергался еще бoльшей опасности, потому что слабейший отряд нашелся бы принужденным, - как это уже видели в Сан-Винцентском сражении, - после первой бесплодной демонстрации к несвоевременной ретираде. Построив, напротив, свой флот в одну линию, он, правда, представлял слишком растянутый фронт, но по крайней мере, каждый корабль мог свободно действовать артиллерией и без замешательства перейти к той части линии, которой неприятель наиболее стал бы угрожать. С этой-то мыслью он принял обыкновенный ордер баталии и обратился к эскадре своей со следующими простыми и памятными словами, которые, по несчастью, заключают в себе осуждение его же собственного поведения при Абукире. "Все усилия наших кораблей должны стремиться к тому, чтобы подавать помощь наиболее терпящим кораблям и быть как можно ближе к адмиральскому кораблю, который первый подаст в этом пример. Капитаны должны гораздо более советоваться с собственным мужеством и с любовью к славе, чем с сигналами адмирала, которые тот, окруженный неприятелем, в дыму, может быть не в состоянии уже сделать. Каждый капитан, который не будет в огне, будет не на своем месте, и сигнал, сделанный с тем, чтобы его к этому понудить, будет для него бесчестным пятном".

Так готовился кровавый день Трафальгара. Питт, как мы уже сказали, возобновил прежнюю коалицию, и Наполеон снял свой лагерь с берегов океана. Франции угрожали со стороны Германии и еще более со стороны Италии. Там эрцгерцог Карл вел против Массены главную австрийскую армию. Англичане и русские должны были высадить в Таренте, в Неаполе или в Анконе, войска, собранные уже на Мальте и Корфу. В соединении с неаполитанской армией, эти войска могли сбить двадцатитысячный корпус генерала Гувиона-Сен-Сира, занимавший крепость Пескару, и северную границу Неаполитанского королевства, а потом, двинувшись через Тоскану и Парму на Генуа, внезапно появиться в тылу у Массены. Эта диверсия, предложенная венскому двору, была любимым проектом генерала Дюмурье, проектом, который он рекомендовал Нельсону, и выполнение которого жаждал принять на себя. "Мы бы осуществили таким образом, - писал он адмиралу, - те планы, которые вместе составляли в Гамбурге против ненавистного нами узурпатора". Но этот искусный план не укрылся от проницательного взора Наполеона, и между тем, как королева Неаполитанская писала Нельсону, некогда "своему избавителю", а теперь "своему герою": "Одно имя ваше оживляет каждого. Общий кризис близок. Дай Бог только, чтобы он был к нам добр". Генерал Сен-Сир получил следующие инструкции: "Овладеть Неаполем, удалить Двор, рассеять и уничтожить неаполитанскую армию прежде, чем русские и англичане успеют узнать, что военные действия начались".

Через несколько дней после отправления этих инструкций, 17 сентября 1805 г., Наполеон послал Вилльнёву повеление - со всем союзным флотом сняться с якоря, идти, во-первых, к Картахене, чтобы соединиться с контр-адмиралом Сальседо, а оттуда к Неаполю, чтобы высадить там войска, находящиеся при его эскадре, в подкрепление генералу Сен-Сиру. "Я желаю, прибавлял император, - чтобы везде, где встретите неприятеля, слабейшего силами, вы бы не медля нападали на него и имели с ним решительное дело... Вы должны помнить, что успех предприятия зависит более всего от поспешности вашего выхода из Кадикса. Мы надеемся, что вы сделаете все, что от вас зависит, чтобы поскорее это исполнить, и рекомендуем вам в этой важной экспедиции смелость и наивозможно энергичную деятельность". С Вилльнёвом император не боялся переборщить. В его глазах этот адмирал принадлежал к числу тех людей, которые нуждаются скорее в шпоре, чем в узде. Притом, предписывая Вилльнёву это пагубное движение, Наполеон был уверен, что чрезвычайное малодушие не позволит ему на это решиться, и потому секретно отправил из Парижа вице-адмирала Розили, которому приказывал, если он найдет союзный флот еще в Кадиксе, принять над ним начальство, поднять адмиральский флаг на грот-брам-стеньге корабля "Буцентавр" и отослать во Францию вице адмирала Вилльнёва, чтобы дать отчет в предшествовавшей кампании.

Адмирал Декре, искренно любивший Вилльнёва, дрожащей рукой написал это последнее приказание. Он, обладавший такой легкостью пера, таким чистым и ясным слогом, раз двадцать перемарал и перечеркнул пять или шесть последних строчек, которыми возвещал несчастному адмиралу его отрешение и намерение императора. Менее чем всякий другой, он мог надеяться, что какой-нибудь счастливый случай выручит Вилльнёва прежде получения этой депеши, потому что сам он нисколько не сомневался насчет положения соединенного флота. "Я верю, - говорил он императору, - в действительную силу кораблей Вашего Величества, и в той же степени уверен в тех кораблях Гравины, которые были уже в море; - но что касается прочих испанских кораблей, которые в первый раз выйдут из порта, дурно вооруженные, под командой неопытных капитанов, то признаюсь, я не знаю, что можно осмелиться предпринять на другой день вступления под паруса с этой многочисленной частью союзного флота".