Война на море - Эпоха Нельсона - [11]

Этот твердый поступок, внушенный, конечно, самыми дальновидными политическими расчетами, спас часть французского флота, но не мог спасти несчастных жителей Тулона от ужасов поспешного очищения города, совершенного под выстрелами республиканских орудий. Когда Тулон был передан англичанам, население его состояло из 28000 душ, а через несколько недель после ухода эскадры оно не превышало 7000, тогда как только 15000 нашли убежище на английских кораблях. В несколько месяцев 6000 человек исчезли. Бoльшая часть погибла в схватках, предшествовавших очищению города; некоторые в самую минуту отправления толпились на набережной со своими женами и детьми и пали под ядрами, которыми республиканцы осыпали их с высот, господствующих над городом. Другие утонули в порту, а остальные, покинутые на волю республиканцев, пали жертвами ужасной мести, которую храбрый генерал Дюгомье тщетно старался отвратить.

В то время, когда английский флот очищал Тулон, Нельсон стоял с кораблем "Агамемнон" на Ливорнском рейде. Четыре судна, наполненные ранеными, и на которых находилась между прочим часть несчастных эмигрантов, пришли в Ливорно в сопровождении французских кораблей, отдавшихся под покровительство англичан. Адмирал Лангара не мог убедить офицеров, командовавших французскими кораблями, что им было бы приличнее и согласнее с интересами Франции поручить себя покровительству Испании, нежели Англии. Нельсон писал к жене своей: "Тулон испытал в один день все бедствия междоусобной войны: отцы явились сюда без детей, дети без отцов". Граф Де Грасс, командир фрегата "Топаз", находится теперь у меня; жена и дети его остались в Тулоне. Лорд Гуд сам бросился навстречу бежавшим войскам и удивил всех своей храбростью, но невозможно было удержать потока. Многие из наших постов, оберегаемые иностранными войсками, были взяты без бою; в других, защищаемых нашими солдатами, не спасся ни один человек. Я не могу всего писать, сердце мое разрывается...{6} События этой эпохи, очевидцем которых был Нельсон, произвели на него глубокое впечатление. В первые два года войны французы потеряли 23 корабля; но не в этой потере видел Нельсон причину слабости французского флота - зародыш ее заключался в непокорном духе экипажей, и Нельсон говорил: "Французам до тех пор не удастся разбить неприятельского флота, пока на своем флоте они не введут должной дисциплины". Спустя несколько лет, на месте Абукирского сражения, Нельсон приписывал неудачи французов тем же демагогическим привычкам. В одном из своих писем, писанном в исходе 1793 г., он говорит о фрегате, который ему случилось блокировать в Ливорно, и команда которого в одну прекрасную ночь отрешила от командования своего капитана и заменила его лейтенантом морских солдат. И точно, беспорядки парижских политических клубов проникли на эскадру, и матросы, подозревая своих капитанов в намерении предаться англичанам, всякий день рассуждали, должны ли они им повиноваться или нет. Нельсон видел, как офицеры разделились на две враждебные партии, и как те из них, которые остались верными славным преданиям войны в Вест-Индии и Индийском океане, вышли из Тулона вслед за английской эскадрой и вступили под начальство ее адмирала. С этих-то пор и развилась самонадеянность Нельсона, происшедшая, собственно, от его убеждения в расстройстве морских сил Франции.

V

Занятие Корсики англичанами

Пока англичане очищали Тулон, Нельсон успел заслужить уважение и расположение лорда Гуда активностью в исполнении различных возложенных на него поручений. За 6 месяцев он не стоял на якоре и 20 дней. Английская эскадра оспаривала у республиканцев владение Тулоном, а между тем Нельсон беспрестанно был в море: сегодня в Неаполе, завтра у берегов Корсики. Переходя с Корсики до Сардинии, из Туниса в Ливорно, ведя переговоры, сражаясь, не зная ни покоя, ни страха, он выказывал всю смелость, всю энергию своего характера, и без церемоний называл "политическим мужеством" ту легкость, с какой он впоследствии нарушал конвенции, охранявшие безопасность второстепенных держав. Если Нельсон не был великим политиком, то по крайней мере он всегда был человеком, незаменимым в тех случаях, когда необходимо было действовать быстро и решительно. Зная эти качества, лорд Гуд давно уже предлагал Нельсону променять маленький 64-пушечный корабль на 70-пушечный. Предложение было обольстительно, но Нельсон не мог решиться оставить своих офицеров. Он очень любил их и всегда отзывался о них с особенной похвалой. Странно, что человек, который в некоторых печально известных случаях выказал неумолимую настойчивость, был одарен большой чувствительностью и сердцем, способным любить. Даже та деспотическая, неограниченная власть, какой он был облечен, не могла изменить в нем добросердечности и демократизма в обращении, которые отличали его в частной жизни и в самых мелких служебных отношениях. Достаточно прочесть его переписку, чтобы совершенно в этом убедиться. Там, в самых искренних его излияниях не найдется ни одного места, где бы он жаловался на своих офицеров, на свои корабли и их команды: все прекрасны, преданны, исполнены рвения; и действительно, все делались такими, под влиянием его любезного, внимательного обращения. В этом, впрочем, и заключалось великое искусство Нельсона. Он так умел со всеми обходиться, так понимал способности каждого, что не было такого дурного офицера, из которого бы он не сделал ревностного, часто даже способного служаку.