Война Львов - [10]

Дальнейший бой я толком и не помню. Только какие-то урывки, картинки, как на гравюрах из рыцарских романов, хотя действо творившееся у стен никому неизвестной деревушки мало напоминало их. Вот Алек могучим ударом сшибает наземь "покойника" и тот уже не поднимается… В меня целятся из арбалета, но подбежавший сзади к стрелку Виллис тыкает его раньше мечом промеж лопаток… Уильям Гаррот раскручивает над головой смертоносную секиру… Меня пытаются ударить куда-то в живот. Понимаю, кольчуга не спасёт. Бью на опережение. На землю падает отрубленная где-то в предплечье рука. Она ещё долго преследовала меня в кошмарах… Смятый щит неприятно давит на локоть и плечо, мешая рубиться в полную силу… Алека пытаются теми же гизармами стащить с седла, зацепив за кольчугу и наруч. Налетаю на увлекшихся "покойников", первого отправляю на тот свет ударом в спину, совершенно позабыв о рыцарской чести, обратным движением успеваю перерубить древки сразу двух гизарм. Алек салютует мне мечом, морщась от боли… На пути у меня свалка, по земле катаются "покойник" и пехотинец Виллиса. Бандит поднимается на ноги, сбрасывая с себя солдата, выхватывает кинжал. Наезжаю на него конём, сбивая в грязь. Солдат приканчивает его и поднимается сам, усмехается мне и тут же его пробивают два меча. Налетаю конём, не глядя рублю, не вижу попал или нет…

Очнулся я сидя на земле, отчаянно раз за разом проходясь ладонями по лицу. Когда спрыгнул с седла и как снял шлем, не помню.

— Воин, — окликнули меня, — лазарет в деревне. Там тебя хоть перевяжут.

Я поднял глаза и увидел высокого рыцаря в доспехе с чеканным василиском на груди. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы припомнить, где я видел этот герб. Его выбрал себе при посвящении мой старший брат Майлз, а вон и наш родовой оскаленный василиск в углу плаща. Так выходит это…

— Эрик! — первым воскликнул рыцарь. — Бааловы рати! Эрик, что ты здесь делаешь?!

— Сражаюсь, — ляпнул я первое, что пришло на ум.

Брат практически вздёрнул меня на ноги, сжал в медвежьих объятьях. Я также сомкнул руки на его спине, стиснув изо всех сил. Никогда ещё не был так рад видеть брата живым и практически здоровым. Так мы простояли невесть сколько, не размыкая воистину братских объятий. И меня ничуть не волновало то, что его покорёженные доспехи болезненно упирались в моё прикрытое лишь изрядно разорванной кольчугой тело, раздражая свежие раны.

Майлз отвёл меня в лазарет, где перевязывали и латали раненных. Солдатскому фельдшеру помогали две местные знахарки, похоже, понимавшие в лечении куда больше его. К одной из них меня и определил брат. Вопреки распространённому мнению это оказалась не старуха с вислыми седыми патлами, а женщина лет тридцати с гривой огненно-рыжих волос. Она оказалась человеком достаточно строгим и властным, практически жестом велев моему брату — наследнику Фарроу, виконту Фарроскому — убираться, а мне — снимать остатки кольчуги и гамбезона, а после и нательную рубашку; и принялась дотошно осматривать мои многочисленные ранения, порезы, ушибы и ссадины.

— Зачем вы привели его ко мне, виконт? — резюмировала знахарка. — С ним и ваш коновал управиться, тут даже шить не надо. Ступай, парень, меня тяжелораненые ждут.

Фельдшер быстро и сноровисто перевязал меня, смазав раны каким-то целебным снадобьем, явно знахарского приготовления. Я сжав зубы вытерпел боль, причинённую им, за что удостоился одобрительного хлопка по плечу от брата и большого стакана подогретого вина со специями — глинтвейна, как его называют билефельцы. И тут же устыдился того, что вот так вот сижу и знать не знаю что с Алеком, я уж не говорю об остальных кадетах. Я поднялся на ноги и отправился искать Алека.

Нашёл его не в лазарете, а на улице. Он стоял на главной площади деревеньки, внимательно слушая сержанта Виллиса. Голову моего друга охватывала белая повязка, левая рука висела на перевязи, однако на ногах он держался крепко.

— Наши, мольтские, полегли почти все, — говорил сержант с болью в голосе, ему тоже изрядно досталось — бинты покрывали практически всю поверхность его тела. — Ваши, кадеты, ранены многие, убитых почти половина. Точнее, сорок пять. Вот тут список, — он протянул Алеку лист плохонькой бумаги с каракулями, нацарапанными свинцовым карандашом, — умник один тутошний постарался.

— "Покойники"? — равнодушно поинтересовался Алек, но чего стоило ему это равнодушие — не знаю.

— Много, — ответил Виллис, — никто и не считал их, когда зарывали. Но правда, почти всех, кто ту был положили. Мал-мал кто свалить успели.

— Куда? — разом сбросив маску равнодушия, спросил Алек.

— На тот берег Вайла, бродом, — пожал плечами сержант.

— Мы должны последовать за ними, — хлопнул кулаком по ладони Алек, тут же поморщившись от боли.

— Да куда вам, милсдарь, — встрепенулся Виллис, — да как же вы-то, с вашей рукой?

— Это ерунда, — как бы в подтверждение своих слов Алекс сбросил перевязь, — царапина.

— Алек. — Я подошёл к нему. — Ты с ума сошёл? Мы же только из боя, ты на ногах едва держишься.

Он повелительным жестом отпустил сержанта, а сам повернулся ко мне.

— В седле удержаться смогу, — сказал он. — А вообще, пойми, нас же после этой схватки тут же вернут в Гартанг. И не важно, что мне там достанется от ректора и уж точно — отца Рассела; не важно, что меня, скорее всего, выгонят с позором и отправят домой. Главное, мы не выполним задания отца Джозеффа, а это — наш последний шанс сделать это, понимаешь?