Война и мы - [9]

Адъютант Пилсудского капитан М. Лепецкий в своих воспоминаниях описывает такой эпизод: «Министр Иден прибыл в сопровождении посла X. Кеннарда и еще двух человек. Министр Бек приехал перед ним. Следовало признать, что оба государственных деятеля своим внешним видом делали честь народам, которые представляли. Однако мы с удовлетворением отмечали, что не обменяли бы Бека на Идена.

Английский министр иностранных дел любил подчеркивать, что был офицером, капитаном. Может быть, поэтому он держался просто и во внешности имел что-то рыцарское. Высокий, худощавый, с коротко подстриженными усами и милой улыбкой, он вызывал симпатию. С особым интересом мы, адъютанты, разглядывали его безукоризненно скроенное представительское обмундирование, а кто-то из бельведерских вахмистров заметил позднее:

— Такой костюмчик как пить дать злотых четыреста стоит».

Тут хорошо показаны и круг интересов польской шляхты и то вожделение, которое представляли для этой шляхты 400 злотых. Но ведь 400 злотых, это всего-навсего 87 рублей — то, что оставалось у хорошего трудяги-пленного от зарплаты за два дня работы на советском заводе даже после вычета прожиточного минимума. Еще раз подчеркну — на заводе сталинского СССР.

Еще один эпизод к данной теме. 17 сентября 1939 г. войска Красной Армии перешли границу и вошли на территорию бывшего польского государства. Исполняющий обязанности начальника погранвойск Киевского округа вечером пишет донесение о том, что польская авиация атаковала и пыталась штурмовать территорию СССР (один самолет сбит артиллерией), о том, что одна наша погранзастава по ошибке открыла огонь по своей же кавалерии (один красноармеец убит, трое ранено и ранено две лошади) и т. д. Однако в конце донесения он информирует о том, что может стать экономической проблемой (выделено мною): «Население польских сел повсеместно приветствует наши части, оказывая содействие в переправе через реки, продвижению обоза, вплоть до разрушения укреплений поляков. Зарегистрированы попытки группового перехода на нашу сторону с целью свидания с родственниками и покупок разных предметов и продуктов в кооперативах наших погрансел». Война, кровь, а обыватель ринулся в магазины Советского Союза за покупками.

«Мы никогда так хорошо не жили, как перед войной» — говорили наши старики еще в 70-х. «Мой милый, если б не было войны» — вздыхается в грустной советской песне. Но война была.

И развязал эту войну не Советский Союз.

Корни

А теперь я хочу написать о своем отце. Почему? Потому, что оценить народ удобно на примере. Это главное.

Потом, есть еще три соображения. Во-первых, я полностью разделяю мысль Ярослава Гашека в предисловии к его «Похождениям бравого солдата Швейка», где он о причинах написания романа о столь незначительном герое поясняет: «…Он не поджег храма богини в Эфесе, как это сделал глупец Герострат для того, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии. И этого уже достаточно».

И мой отец не поджигал свою страну и не предавал свой народ — он ее строил и его защищал. И этого уже достаточно. Об остальных причинах написания я скажу в конце.

Хотя я и прожил с отцом безвыездно 24 года, а потом каждый отпуск проводил дома, но, к сожалению и стыду, очень мало знаю его биографию. Как-то очень мало в семье приняты отвлеченные разговоры, не имеющие отношения к тем вопросам и проблемам, что решались семьей в это время. Не то что в семье были какие-то строгости или чрезмерный официоз, как, скажем, в семье князей Болконских в романе «Война и мир», нет. Более того, я, например, в отличие от детей многих украинских семей, обращался к отцу и матери, дедушке и бабушке на «ты», хотя сам отец обращался к своим родителям, как требуют украинские обычаи, только на «вы».

Просто дух семьи был таков, что рассматривать отца в качестве попа, которому нужно исповедоваться, можно поплакаться в жилетку, не приходилось. Не принято это. И отца тоже было непросто вызвать на какие-либо воспоминания или откровения, хотя я и старался. Как-то, когда я уже имел своих детей, пытался уговорить отца написать воспоминания для внуков, но не смог. Не охотник отец писать и даже в 90-х, когда он был квартальным и ему нужно было заполнять на жителей своего квартала многочисленные списки на водку, масло и прочее, выписывать справки и делать записи в домовых книгах, он привлекал в помощь маму, которая и на пенсии продолжала исполнять должность секретаря.

Одно время я решил использовать технику — купить магнитофон или диктофон и попросить отца надиктовать воспоминания. Не получилось. Мало того, что это по-прежнему не вызвало у него энтузиазма, но и годы, к сожалению, уже взяли свое.

Спрашиваю:

— Папа, расскажи, как жилось до войны?

— Да, в общем, тяжело.

— А продукты сколько стоили?

— Дешево… Пойдешь на базар с 15 рублями, полную сумку принесешь и мяса, и овощей.

— А получал ты сколько?

— Наверное, рублей 700.

— А, скажем, костюм сколько стоил?

— Рублей 200–300.

— Значит, ты мог каждый месяц покупать по костюму?

— Получается — мог.

— А сколько у тебя их было?

— Один.

— Так на что ты деньги тратил?

— Наверное, проедали…