Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами) - [48]

- Ах ты, быстрая! - засмеялся ротный и, подняв винтовку, приложился и выстрелил.

Собака подпрыгнула высоко в воздух и в воздухе же перевернулась.

Я и подпоручик Морозов лежали на выжженной траве вала. Вдруг подпоручик Морозов поднял голову. - Что у тебя, Зотов?

- Да вот, не разберу!.. Малограмотен, а говорят,- про вас, господа офицеры.

- А ну, дай-ка!

Вдали, по южную сторону вала, гудел автомобиль. "Не Врангель ли?" подумал я, оборачиваясь.

Автомобиль приближался. Под грузной стеной вала он казался совсем маленьким.

- Да смотри же!..

Подпоручик Морозов дернул меня за рукав.

- Смотри, Брусиловым подписано!

- Где?

Лист бумаги в руках Морозова долго бился под ветром.

- Где?..

- Да подожди ты!

Наконец удалось схватить его за края.

- "В дни, когда польская армия..." - стал читать подпоручик Морозов.

- Эй, подождите!..

- "...обращаюсь я к вам, русские офицеры, вместе со мною воевавшие и на полях Галиции и..."

- Эй, оглохли? - уже возле нас кричал штабс-капитан Карнаоппулло.- Я приказываю!..- И, вырвав из наших рук воззвание, он вдруг круто обернулся и взял под козырек.

- Смирно!..

Автомобиль мчался уже по дороге под насыпью. В автомобиле сидел генерал Кутепов. Одна рука Кутепова лежала на черной квадратной бороде, другую он держал возле козырька корниловской фуражки.

- Вольно!

- Вольно! - И, зажав в руке смятое воззвание, штабс-капитан Карнаоппулло пошел вниз по дороге. Длинный шнур нагана спускался до самых его колен.

- Городовой! - сказал подпоручик Морозов, отворачиваясь.

Поднятая автомобилем пыль медленно подымалась на вал. Подпоручик Морозов заслонился ладонью.

- Скажи, Зотов, а где ты эту бумагу нашел, а?..

- Да не я находил... В восьмой мне солдат какой-то дал.

Говорит, у себя в вещевом мешке нашел, и мно-о-го!..

Солнце уже взошло... Во рву раздевали первых пленных. Около полудня мы перешли ров, обошли Перекоп

и двинулись на северо-восток.

Навстречу нам уже несли раненых. Стрельба вдали становилась чаще и отчетливей.

- Если б туда... на аэроплан, да посмотреть бы!..- сказал поручик Науменко, подымая голову.

- Подожди минутку,- увидишь! Но ждать пришлось часа три.

Три часа 1-й и 2-й батальоны нашего полка лежали в степи.

Было жарко.

- Странно... И справа и слева море, а ветра нет.

- Тень бы какую!..- И, звякнув густо набитыми подсумками, подпоручик Басов медленно повернулся на живот и уткнулся лицом в траву. Фуражка сползла на его лоб, на седой затылок легла трава.

- Поручик, а сколько вам лет?

- А сколько у вас языков, поручик Науменко? Неужели помолчать не можете?

...Аэропланы над нами летели к северу.

- Сюда! Веди сюда!

Какой-то солдат отводил в тыл двух ободранных пленных.

- Эй! Да живо!

Пленных подвели к тачанке генерала Туркула. Наклонив головы и плечи и опустив руки, они стояли неподвижно, и казались низко подвешенными над землей.

- Коммунисты? - спросил генерал Туркул, свесив над колесом тачанки одну ногу.

Не подымая головы, пленные что-то ответили. Туркул зевнул.

- Веди! - Потом развернул на коленях карту и зевнул снова.

- ...Сюда! Сюда! - минут через пять вновь закричал он. И опять подвели пленного, уже босого, в рваной ватной кацавейке и без фуражки.

- Коммунист?

- Черт ма, коммунист!.. Мобилизованный.

Около тачанки собрались солдаты. Туркул вновь что-то спросил. Что - я не разобрал. Солдаты вкруг тачанки гудели.

- Меня это? - переспросил пленный.

- Ну, а конечно! Не меня же!..

- Могилиным меня звать.

И вдруг, встряхнув кудрями, пленный чему-то улыбнулся. И точно в ответ на улыбку пленного, Туркул засмеялся тоже.

- Могилин?.. В могилу Могилина! - закричал он, уже захлебываясь хохотом.- Эй, вы там!..

Пленного повели за тачанку...

Подняли нас через полчаса.

- ...Марковцы, говорят, отходят.

- Черт дери!.. Словно как кашу варят...

- Слышите?.. Слышите?..

Мы уже шли через степь. Но вот штабс-капитан Карнаоппулло нагнал роту. Он задыхался.

- Не волнуйтесь, поручик! Все будет исполнено. Патронную двуколку я подтяну ближе. А связь с цепями... Поручик Кумачев даже не обернулся.

Когда 2-й батальон входил в Первоконстантиновку, солнце уже спускалось за края крыш. Крестьян в деревне не было видно. Опять несли раненых. Перевязочный пункт находился возле ворот хаты, около которой остановилась наша рота.

- Сестра! Разрывными?.. Правда?..

- Сестра, вы были в цепи?.. Скажите,- курсанты, наверно?..

Сестра и фельдшер Дышло молча рвали бинты.

...Уже 7-я и 8-я роты пошли в бой. 5-я и наша лежали на улице. На улицу залетело несколько пуль... Взобравшись на забор, безрукий батальонный смотрел в бинокль.

- Слушайте,- сказал кому-то недалеко от меня лежащий поручик Науменко.- Не кажется ли вам...

И вдруг он уперся о ладони и быстро поднял голову. Батальонного на заборе уже не было.

- Сестра! Сестра!..- кричал над канавой связной.

Батальонного положили на подводу. Но подвода не пошла в тыл. Раненный в грудь навылет батальонный остался руководить боем.

- Ше-ста-я!..

Мы вскочили.

Я видел, как подпоручик Морозов нахмурил вдруг запрыгавшие брови и как, отвернувшись в сторону, перекрестился подпоручик Басов...

За деревней подымались холмы...