Война глазами подростка - [7]

Папе везло, его русские полицаи ни разу не поймали, а немцы – раза два, да и то военные часовые, которые неудачливого воришку наказывали, и гнали прочь (мы во время папиного рассказа пообсуждали тот факт, что часовые имели право стрелять, но вот, так было, не стреляли).

Никого папа не обелял и не обеляет. И, как убежденный коммунист (по вере, а не по моде или выгоде), всегда был, есть и будет антифашистом. Просто так было, По меньшей мере, так жизнь выглядела глазами мальчишки. Не больше и не меньше.

Артиллеристы

Как сказано выше, дом, в котором папина семья жила, был очень большим по тем временам и по тем местам. Было в доме несколько больших комнат, была веранда, был садик и дворик, небольшой сарайчик, где жили поросята и домашняя птица, а, к тому же, дом стоял в самом центре города. Поэтому на дом сразу же положили глаз солдаты, и в нем разместился командир немецкой артиллерийской части.

Этот человек был в звании майора, и прожил в доме больше полугода. С майором жили два солдата – личный шофер и денщик. Вообще-то, папа вспоминает, что старших офицеров у немцев он почти не видел. Этот майор был, кажется, единственным старшим офицером на всех немецких солдат в городе, а немецкого полковника, например, папа видел один раз за два года оккупации.

Отношение к офицерам было у солдат трепетное – их боялись, их слушались беспрекословно, никаких вольностей, споров, совместных пьянок или вечеринок не допускалось. Такое, впрочем, в каждой армии мира практикуется, но у немцев различие между офицерами и солдатами поставлено было гораздо сильнее, чем в советской армии, где папа позже служил.

И майорский шофер, и денщик – оба были молодыми парнями. Денщик – видимо, из крестьян, так как очень неплохо управлялся по хозяйству, ухаживал за скотиной, чинил крышу и крыльцо, латал обувь и занимлся нехитрой, но и не самой легкой крестьянской работенкой. Шофер был недоучившимся и, видимо, мобилизованным студентом из Кенигсберга. Папа почти уверен, что учился тот на философском факультете, но точно сказать не может.

Обязанности в доме распределились просто. Бабушка готовила еду на всех – на старого деда, – своего мужа, на внуков – папу и его сестренку Нину, на майора и обоих солдат. Денщик и шофер обеспечивали дом продуктами, ну, и вместе с дедом занимались стиркой, ремонтом, делами по хозяйству. В стирку все домашние вещи – от белья, до детской одежды денщик отвозил в армейскую прачечную, а бабушка за это иногда готовила для персонала прачечной пироги (из муки, которую привозил шофер). Бабушка же штопала всю одежду и всё белье.

Дед и бабушка иногда – по очереди – отправлялись в окрестные деревни менять какие-то товары на продукты. Частично эти товары притаскивали те же шофер с денщиком, подбирая ненужное или вышедшее из строя армейское барахло – ржавую пустую канистру, треснувший по рукоятке молоток, списанные сапоги. О небольшом воровстве, принятом у нас, и речи быть не могло. Папа помнит, что когда дед пытался намекнуть, что неплохо было бы новую и теплую немецкую шинелку принести, дабы обменять её на продукты у крестьян, хватит на неделю сытной еды, это тебе не поломанные клещи, то денщик в ужасе руками замахал – мол, как можно новую вещь, это же не положено, это же нарушение.

**

Ни дед, ни бабка не работали по возрасту. Через пару месяцев после начала оккупации новая власть стала платить какую-то пенсию, но буквально символическую. Приходилось как-то крутиться, но, надо признать, что соседство майора позволяло семье жить более-менее нормально, не голодая, что и было основным в то время.

Майору готовили отдельно, хотя их тех же продуктов, что поедались и остальными. И ел майор в одиночку, а обслуживала его бабушка. Иногда, по вечерам, майор садился на веранде и беседовал со своими подчиненными, иногда – с папой, с Ниной, с дедом и бабкой. Ни разу он не повысил голос, ни разу не было никаких скандалов или взаимных притензий. Более того, майор платил за постой какие-то квартирьерские деньги, что тоже помогало пережить лихое время.

И грабежей не было, хотя там, где немецкие солдаты стояли на постое, грабежей вообще не было. Солдаты были умными, и понимали, что с хозяевами дома, в котором живешь, лучше не ссориться.

**

Не следует считать, что всё было отлично, мол, оккупация казалась раем. Еды не хватало и сытно наесться удавалось крайне редко даже при квартиранте – офицере, да ещё приличном человеке. Что и говорить об остальных, котрым не так повезло.

Одежду носили латаную-перелатаную, а папа, который в это время как раз рос, ходил в одной рубашке, где рукава чуть ли не у локтя заканчивались.

Питались однообразно. С опасностью для жизни дети рыскали по рощицам, разыскивая занимательные штучки, чтобы обменять их на одежду или еду, а иногда на этих штуках подрывались… При болезнях приходилось обходиться домашними средствами, так как лекарств не было, точнее, купить их было невозможно из-за дороговизны.

Однако, особых ужасов папа не припомнит. Расстрелы и аресты закончились в первые же дни, когда извели и подполье, и «низшие» народности. После этого люди в черной форме стали менее заметны, а солдаты вели себя прилично.