Войди еще раз в те же воды - [3]

Народ в отделе притих, все занялись своими проблемами, и я довольно быстро нахожу ошибку в программе. Ошибка пустяковая, но, к сожалению, не единственная. Вписываю в распечатку несколько команд и ковыряюсь дальше. О том, что произошло в курилке, стараюсь не думать.

К обеду цифирь меня замучила. Я настолько ошалел от кабалистических знаков ассемблера, что перестал понимать, что творю. Замусоленная распечатка, исписанная исправлениями, стала похожа на древнеегипетский папирус. Даже непосвященный согласится, что я потрудился на славу.

Наши дружненько потянулись в столовую. У меня нет аппетита. Садиться за терминал и проверять, что я тут наворочал, тоже не хочется. Откидываюсь на спинку стула, рассматриваю потолок. Мною овладевает то самое состояние, когда думаешь обо всем сразу и ни о чем конкретном в особенности. Поток сознания кажется бессмысленным: отрывочные воспоминания, случайные образы, бессвязные слова, какие-то кружочки, финтифлюшечки, закорючки. На миг мне действительно удалось расслабиться. Я словно ЭВМ после нажатия клавиши общего сброса - гаснет экран, и вроде бы ничего не происходит. На самом же деле в работу включаются тесты. Если их вывести на дисплей, получится та же картина - нелепая череда мельтешащих символов. Лишь специалисту ясно, что это проверка работоспособности устройства.

Аналогия мне нравится. Мой мозг прогнал тест, и поскольку тревожные сообщения отсутствуют, все в порядке. Видимо, я нуждался в подобном доказательстве, раз оно меня радует.

Открывается дверь, и в комнату заглядывает Макеев - инженер из соседнего отдела. Блеснув стеклами очков, озирается и задает глупый вопрос: где, мол, все остальные? Я изображаю крайне занятого человека, с головой ушедшего в работу. Сейчас у меня нет желания с ним общаться. Виктор толковый специалист, но со странностями. Например, он запросто может явиться в гости часов в 10 или 11 вечера и завести скучный разговор о преимуществах микросхем перед полупроводниками. Потом, так же неожиданно, может встать и уйти. У него масса бредовых идей. Это неплохо, но только он никогда не доводит их до конца.

Боковым зрением примечаю, что Виктор и не думает уходить. Потоптавшись у порога, он входит в комнату и присаживается на краешек стула как раз напротив меня. Оратор готов, аудитория в полном составе, значит, будет лекция.

- Все пишешь, - с мрачным удовлетворением констатирует он, разглядывая мои бумаги.

- Да, - отвечаю, - приходится.

Макеев укоризненно смотрит на меня и произносит со значением:

- Ну-ну!

Я молча жду, что будет дальше.

- А я вот, - продолжает Виктор, - думаю, как бы сделать такую машину, которая заменит программиста.

Его глаза начинают смотреть в разные стороны. Мне представляется, что только таким взглядом и можно охватить его будущую машину, настолько она будет грандиозной.

- Задал параметры на клавиатуре, - говорит "профессор" Макеев, - и готово, программа написана.

Дело понятное. Витя отремонтировал все, что можно отремонтировать, запаял все, что нужно запаять, и теперь не знает, куда себя приткнуть. Но я-то здесь при чем?

- Это очень полезная машина, Витя. Если ты ее сделаешь, я первый пожму твою руку.

Макеев улыбается и отводит глаза.

- Вряд ли. Тебя тогда сократят.

- Ну нет. Кто-то ведь должен будет проверять написанное машиной.

Виктор снова погружается в свои мысли. Наверное, изыскивает другую возможность меня сократить. Его взгляд становится все более и более отрешенным. Хотя он и смотрит прямо на меня, мне кажется, видит он что-то другое. Он сейчас где-то там, далеко-далеко...

И вдруг я узнаю эти глаза. Черные, глубокие, как шахты, на дне которых тлеют едва заметные огоньки. Мои волосы треплет ветер, по небу мчатся хмурые тучи, и люди вокруг молчат. Я успеваю заметить, как бледнеет Витька Макеев и как испуганно расширяются его зрачки.

* * *

...Толпа густела с каждой секундой. Со всех улиц на площадь стекались люди, и я с большим трудом пробился к внешнему оцеплению. Передо мной бесстрастные лица стражников под железными шлемами. Настороженные глаза ощупывают собравшихся горожан, пытаясь насквозь просветить каждого и нагнать страху на всех. Но это излишне - страшно и так. Правда, не всем. Многие пришли, чтобы позабавиться, вдоволь поорать и продемонстрировать свою преданность Великому Магистру. Я не из тех. Страха тоже не испытываю. Холодок в груди и подрагивание коленей - это от нетерпения. У меня и у моих друзей. Смотрю вправо и при этом стараюсь сохранить на лице выражение любопытства и недовольства. Кажется, удается. Я добропорядочный горожанин, пришел поглазеть на забавную штуку, а меня толкают и пытаются оттеснить. В нескольких шагах маячит внушительная фигура Лаккада Одноглазого. Его единственное око, заметив меня, сверкнуло, но тут же погасло. Могучий бас великана, перекрыв гомон толпы, затрубил:

- Наза-ад, скоты парноглазые! Не видна-а-а!!!

Толпа зароптала, но связываться с человеком, похожим на дьявола, не решилась. Стражники снисходительно посмеиваются - им тоже потеха.

Слева вижу хрупкого Родерика. Молодец, подобрался вплотную. Бледный аристократический профиль, курчавые волосы, томный скучающий взгляд. Ни дать ни взять мальчик из приличной семьи, уважает законы, стишки пописывает. Знали бы законники, как этот сорванец с кинжалом обращается! Ничего, скоро узнают.