Вой лишенного, или Сорвать покровы с богов - [13]

Преодолев последний, самый крутой участок тропы, женщина спустила с плеч вязанку и, прислонившись к широкому стволу хвойного дерева, устремила взгляд в небо. В просветах между кронами виднелись тяжелые, напитанные влагой облака. Они грозно хмурились, поглядывая с высоты, сталкивались между собой, чтобы напомнить жалкому люду о разгуле стихий и собственных, неблаговидных намерениях раскатами грома.

"Непогода будет долгой", - решила Кимала и вновь печально вздохнула. Запас дров для прожорливого огня был невелик, и ровно настолькоскудными являлись заготовки вяленого мяса. В последнее время излов ей не удавался. Идти проверять силки в дождь женщина не решалась, а поднять новую порцию валежника по скользкой тропе ей было не по силам.

Придется сидеть и пережидать, а значит, мысли вновь возвратятся в прошлое. Ее единственное развлечение, неизменно рождающее печаль, но другого у Кималы не было.

С годами она все чаще задумывалась о минувших днях. Наверно, так устроены старики, и грозящая в будущем немощь заставляет их вспоминать об исполненной силой юности. Ее заставляла.

Передохнув немного, женщина подхватила свою ношу и направилась к дому. Деревянный сруб уже виднелся среди порослей кустарника, колючие ветки которого обступили его со всех сторон живой изгородью. Только вход оставался свободным. Кимала тщательно следила за тем, чтобы этот участок не зарастал.

Хибара приветствовала ее пронзительным скрипом петель, воскресив в памяти образ сына. Босоногим мальчишкой с взлохмаченной черной шевелюрой он прилаживал новую дверь, орудуя инструментами, выменянными у кузнеца Огненных на драгоценный песок.

Но это также было давно. Настолько давно, что петли успели поржаветь и завести визгливую, стенающую песнь, а гладко стесанное, выкрашенное дерево - облупиться и почернеть от старости.

Нынче жилище Кималы выглядело куда древнее ее самой.

Прикрыв за собой дверь, женщина скинула плащ и расстелила его для просушки. Подкормив едва тлеющие в очаге угольки новыми веточками, она пристроила над огнем котелок с вчерашней похлебкой. Ужин будет скромным, но это все, что Кимала могла себе позволить. Ее жизнь обилием съестного не могла похвастаться даже в самые лучшие дни, когда дочь с сыном еще находились рядом с матерью.

Устроившись на низкой, устланной шкурами постели, занимающей большую часть ее жилища, Кимала наблюдала над тем, как постепенно оживает пламя в очаге. Сперва с радостным потрескиванием занялись самые мелкие щепки, затем - покрупнее, и так далее, покуда оранжевые язычки не достигли покрытого гарью дна. Довольный гул сопровождал каждое прикосновение, будто жадный до пищи огонь намеревался расплавить литую поверхность, чтобы проверить, какое именно содержимое скрывается за толстыми стенками котелка.

"Ничего из того, что сможет напитать тебя", - мысленно ответила пламениженщина прежде, чем отвести взгляд в сторону, в дальний угол, где, в покореженном коробе, бережно укутанный в слои ткани и обложенный высушенными травами, хранился ее ритуальный наряд. Теперь уже пригодный только для тления.

В их роду не было большей гордости для матери, чем посвящение дитя в Хранящие чистоту. И ее родительница не стала исключением. Такена светилась от счастья, провожая дочь к святилищу Алэам. Кимала до сих порпомнила широкую улыбку, которая на протяжении всего пути играла на губах родительницы.

То обстоятельство, что, оставив дочь в храме, она лишится единственного ребенка, Такену не пугало. Гораздо более важным и правильным женщина считала будущее преображение в Алэаму. По мнению матери, дочь родилась для того, чтобы стать сосудом и на короткий промежуток временипреобразиться в одну из первооснов.

Для Кималы, так же, как и для других девушек из их рода, это должна была быть Земля. Должна была, но не стала.

Оторвавшись от короба, взгляд женщины устремился ввысь - к крыше. Там, к одной из потолочных балок бечевкой из вьюна была привязана кукла, тряпичное тело и соломенные волосы которой когда-то служили развлечением для маленькой дочери. Кимала собственными руками смастерила ее в ту пору, когда близнецы еще ничего не делили между собой. Когда всякая вещь была для них общей и одинаково любимой.

Все ушло! Кануло в прошлое! Только кукла и осталась. Одна единственная кукла, взамен двоих детей, и память старухи.

Глядя на нее, Кимала вспоминала о своих ребятках. О крохотных ручках и ножках. О том времени, когда ее найденыши еще не научились спорить и препираться друг с другом. Когда не думали о том, кто из них сильнее или же станет таковым. О тех днях, когда основным их желанием было нежиться в материнских руках и чувствовать тепло родного тела рядом.

А она сама…

Она не догадывалась, что наступит день, в который ее баловникиперестанут быть обычными подкидышами, пригретыми на груди. Что грядетмиг, когда проявится их скрытая до поры сущность и отвратит детей от матери, поставив пред ними иные цели, далеко отстоящие от тех, к коим она мечтала их сподвигнуть.

Сейчас, коротая в одиночестве отведенные ей дни, женщина часто размышляла над тем, как бы сложилась ее жизнь, не соверши она всего два поступка. Спрашивала себя, что было бы, откажи она в той давней просьбе Рамине и не впусти в святилище Тимгара. Многое ли изменилось?