Вовлеченные в грех - [31]

— Я выбрал себе невесту, а это означало: больше никаких любовниц. В охотничьем домике никаких оргий, никаких куртизанок.

— Вы планировали жениться?

— Когда мужчина любит кого-то, ему не нужна другая женщина в постели, — ответил Девон.

Наверное, это было наивно с ее стороны, но Энн ему поверила. И все же что произошло? Почему он не женился, если влюбился? Кэт советовала ей никогда не задавать покровителю неудобных вопросов — естественно, никаких вопросов о любви — и никогда не совать нос в чужие дела. Джентльмену нужна любовница, которая всегда соглашается с ним, которая рассеивает его тревоги, а не провоцирует их.

Герцог, стоя на коленях на кровати, остановил качели, он был голым, и в этой наготе невероятно красивым.

Будучи девчонкой-сорванцом, Энн лазила по деревьям, гуляла вдоль скользких перил мостов, смело ездила верхом без седла. Годы, проведенные в борделе, истощили ее силы и сделали послушной. Сможет ли она залезть на эту сомнительную конструкцию и заняться любовью, не причинив вреда ни себе, ни герцогу?

— Я помогу тебе забраться, — предложил герцог. Всем своим видом он выражал такую оптимистичную надежду, что Энн поняла, она должна попробовать. Герцог галантно протянул ей руку, но и тогда размещение на качелях сопровождалось многочисленными визгами, замиранием сердца из-за страха падения и его тихим, хриплым от желания смехом.

Наверняка своим поведением она все портила самым чудовищным образом. Для него это должно быть фантазией. Энн знала, как важны для мужчин эротические фантазии. Если она продолжит визжать от страха, едва не падая с этих качелей, то все только испортит…

— Забирайся, — хрипло велел герцог, и голый зад Энн устроился на веревочном сиденье. Оно опустилось под тяжестью ее тела, и веревки приняли форму ее мягкого места. Они оказались удивительно нежными, а их прикосновение — неожиданно возбуждающим.

Ноги Энн коснулись кровати, и она осторожно оттолкнулась от нее. Герцог растянулся под ней, и Энн забыла дышать. Качели опустились так низко, что ее плоть коснулась живота герцога. Самое интимное место самым постыдным образом оказалось открытым для обозрения через дырки в сиденье.

Герцог поймал ее за бедра. От кипевшего в нем желания черты его лица обрели жесткость.

— Прими меня, ангел мой, покачайся на мне. Будь смелой, не сдерживай себя, делай так, как тебе хочется.

— Хорошо. — Раскачиваясь, Энн согнулась и потянулась вниз, едва не свалившись. — Ой! — испуганно воскликнула она.

— Сэриз?

— Все в порядке. — Энн, поерзав, вернулась на место. Она больше ощущала себя селедкой, попавшей в сеть, чем смелой дамой. — Вам придется… э-э… подержать себя. Я не могу дотянуться.

— А, намекаешь, что природа не слишком щедро одарила меня, да?

— Да нет же! — воскликнула Энн, испугавшись, что совершила ошибку. — Как раз наоборот, но моя рука не может дотянуться, пока не… — Тут Энн заметила, что герцог подмигнул ей. Правой рукой он обхватил свою плоть и поднял вверх всю ее поразительную длину. Он проник в ее тело, полностью заполнив собой. Боже мой, вот уж действительно захватывающее ощущение, когда он внутри, когда ты покачиваешься на нем, почти не касаясь, за исключением того места, где его плоть глубоко проникает в твое тело.

Герцог мягко толкнул ее, заставляя качаться на нем, и его восхитительно красивое лицо исказила гримаса страдания.

— Жаль, что я не вижу тебя. Мне хочется видеть, как ты покачиваешься, видеть свою плоть внутри тебя. Черт, я хочу видеть твое лицо, когда доставляю тебе удовольствие.

Энн не хотела, чтобы это напоминало герцогу о его слепоте.

— Как мне хочется видеть вас, но у меня закрыты глаза, — подыграла она и, услышав молчание в ответ, затаила дыхание.

Но герцог тихо засмеялся и толкнул качели, вращая ее и раскачивая из стороны в сторону. Внутри Энн взорвались ощущения такой силы, что она почти отпустила веревки. Потом она открыла глаза и увидела себя в большом зеркале.

Дикарка, парящая на качелях из белых шелковых веревок, с растрепанными волосами. С набухшей грудью и с раскрасневшимися щеками. Между ячейками сиденья протиснулась кожа ее ягодиц.

— О Боже, какой у меня позорный вид! — забывшись, задохнулась Энн. — Я хотела сказать, — поспешно добавила она, — что выгляжу ужасно, ну и немножко глупо на этих качелях. Вы не очень много теряете.

— Не говори так. — Герцог остановил качели. Ей очень хотелось получить наслаждение, покачиваясь на нем, но он не даст ей. — Я не вижу тебя, но знаю, что ты прекрасна. Во всех отношениях.

Это было так приятно, что у Энн перехватило горло. Она должна быть дерзкой, а не плаксивой.

— Давайте качаться, ваша светлость, — стараясь придать своему голосу уверенности, сказала Энн, — и взлетать к пику страсти.

Он раскачивал ее вперед-назад, ноги Энн и ее зад соприкасались с телом герцога. Внутри росло приятное напряжение. Желание нарастало. Желание чего-то большего… более интенсивного движения.

Энн повертелась на сиденье, потому что это помогало ей раскачиваться с необходимой для нее частотой, и наиболее чувствительная точка ее тела касалась напряженной плоти герцога. Потом на нее обрушилась волна неожиданного удовольствия. Пока она скользила вдоль его тела, герцог ласкал пальцами ее разгоряченную плоть. Энн снова прикрыла глаза и с силой вцепилась в веревки.