Вот тако-о-ой! - [44]

Но все вышло наоборот. Неудача была настолько катастрофическая, что могла бы обескуражить и большинство мужчин, и уж тем более женщину менее решительную и мужественную, чем Селина.

Она проснулась в три часа, когда было еще совсем темно. Стряхнула с платья солому, причесалась, насколько это было возможно в такой обстановке. Не разбудив сладко спавшего Дирка и оставив Пома в качестве стража она направилась через улицу – к Крису Спенкнебелю. Там Селина хотела умыться и купить горячего кофе для себя и Дирка.

Крис толстый, белокурый, добродушный австриец стоял за стойкой в баре и вытирал прилавок большой влажной тряпкой, а мягкой резиновой щеткой в другой руке натирал его до блеска.

Спенкнебель, казалось, никогда не спал, торгуя день и ночь. Однако цвет лица у него был свежий, розовый, а голубые глаза ясны. Последняя компания фермеров, заглянувшая к нему ночью выпить пива или горячего кофе с сандвичами, находила его таким же гостеприимным и бодрым, как всегда, в белоснежном фартуке, с розовыми щеками, с мокрой тряпкой в руках, которой он только что вытирал прилавок.

– Здорово, как поживали все это время? – встречал он старых знакомых.

Посетители же, появлявшиеся в баре ранним утром, видели его таким же бодрым, в свежевыглаженном переднике и так же неизменно приветливого.

Селина вошла в длинное помещение, где пахло кофе и чем-то жарившимся на плите. Торговцы уже сидели за столиками и торопливо поглощали огромные завтраки: свинину, яйца, целые миски картофеля, чашки дымящегося кофе и пирамиды хлеба с маслом.

Селина подошла к Крису, круглая его физиономия приветливо улыбалась ей сквозь облако табачного дыма, словно солнце сквозь туман.

– Здорово, как дела? – Потом он узнал ее. – Да это миссис де Ионг! – Он вытер свою огромную ручищу полотенцем, протянул ее вдове с выражением сочувствия на лице. – Я слышал, – сказал он, – слышал.

– Я приехала с товаром, мистер Спенкнебель, я и мальчик. Он спит в повозке. Можно будет привести его сюда умыть и привести в порядок перед завтраком?

– Ну, разумеется, разумеется. – Внезапно ему пришла в голову догадка. – Не ночевали же вы в повозке, миссис де Ионг?

– Ночевали. Было не так плохо. Малыш спал всю ночь отлично. И я поспала немного.

– Отчего вы не пришли сюда? – При взгляде на лицо Селины он понял отчего. – Но вы и мальчик могли бы бесплатно переночевать у меня.

– Я это знала, оттого и не пришла.

– Не говорите глупостей, миссис де Ионг. Половина комнат свободна. Вы можете за себя и мальчика платить хоть двадцать центов и заплатить их тогда, когда хорошо заработаете. Но вы ведь не будете регулярно ездить на рынок с овощами, а? Это не женское дело.

– А кто же будет делать это вместо меня? Ян? Но он для этого совсем не годится. Ну, поезжу сентябрь и октябрь. А там, может быть… – Ее голос оборвался. Трудно быть бодрой и полной надежд в три часа утра, после бессонной ночи и на пустой желудок.

Умывшись в задней комнате за буфетной и причесавшись, Селина почувствовала себя много лучше. Возвратясь к тележке, она нашла Дирка в ужасе и отчаянии, уверенного, что он брошен матерью на произвол судьбы.

Через четверть часа они сидели за столиком у Криса в баре и с аппетитом завтракали.

Покупатели на Чикагском базаре не покупали овощи у Селины: у женщин как-то непривычно было покупать. На Хей-Маркете женщины до сих пор появлялись лишь в качестве покупательниц.

К четырем часам утра разносчики и мелкие оптовики уже стаями кружились вокруг телег – среди них были русские, итальянцы, евреи. Они отчаянно торговались, норовили купить подешевле, а купив, они иной раз тут же перепродавали овощи хозяйкам. У них было много излюбленных трюков. Они могли подменить чем-нибудь корзину с помидорами, стоило вам отвернуться на миг, утащить головку цветной капусты или, выбрав, ловко ускользнуть в толпу, не уплатив.

Вот Луиджи. Луиджи торгует вразнос зеленью в северном районе, выкрикивая звонко свой товар по бульварам и боковым улицам Чикаго. У Луиджи смуглая физиономия, быстрые хитрые глаза, сверкающая улыбка. Хей-Маркет зовет его Луиджи. Если цена, которую просит фермер, не нравится Луиджи, он притворяется непонимающим. Тогда Хей-Маркет смеется, зная уже его шутки: «Эй, Луиджи, не притворяйся. Говори по-английски».

Селина сняла все, чем укрыты были овощи; у них был такой свежий, привлекательный вид. Но Селина знала, что продать их нужно непременно сегодня и очень скоро. Как только листья начнут чуть-чуть вянуть, а у цветной капусты края немного потемнеют, цена на них упадет наполовину.

Вот с окружающих улиц стали сходиться покупатели: маленькие – смуглые, черноглазые мужчины в шароварах, высокие – неуклюжие, грязные, с засученными рукавами, сплевывающие табак; почтенные краснолицые голландцы, обожженные солнцем; смуглые чужеземные лица.

Топот, говор, толчея.

– Эй, отодвиньте назад свою клячу. Что за черт!

– Сколько за всю кучу?

– Бобы есть? Нет, не надо капусты. Бобов.

– Четверть за мешок.

– Что за капуста! Какие тут пять фунтов! В этих головках и четырех не будет.

– Кто это говорит?

Пища для миллионов, живущих в Чикаго. От повозки к повозке.