Вот моя деревня - [5]
Может, это и так, а зачем же кусаться? Пока сидим на стоянке, я их, окаянных, штук двадцать поймаю. Со слепнем вот что надо делать: в глаза ему поплевать и в пыль опустить. А после подбросить.
Такой слепень за реку почему-то летит.
Заиграл дядя Лексей
Заиграл дядя Лексей, мы и побежали.
Прибегаем на стоянку, а на кильковском берегу хозяйки с подойниками собрались. Сколько коров, столько и хозяек. Чего это они всем скопом, никогда прежде такого не бывало.
Шурки Шарова мать говорит:
— Еще и нынче допасет ли до холодов. Допасешь ли, Максим Данилыч?
— До холодов, може, и допасу, — отвечает кильковский пастух, — а на другой год, кхы-кхы, мене уже не хватит, у мене ведь, бабы, рвадикулит.
— Так, так! — говорит мать Шурки Шарова. — Кончается наш Максим Данилыч. Слышь, Лексей, к чему клоним, ты уж приходи на другой год наше стадо пасти.
Кильковские хозяйки зашумели.
— Приходи, Лексей, не обидим!..
— У нас стадо хорошее, большое, не то что равенское, столько да еще полстолько будешь получать!
Максим Данилыч, растерянный, стоит среди них, будто его заживо хоронят.
— А чего, — говорит, — Леха, и впрямь, иди…
— Подумать надо, — говорит дядя Леша.
— А уж как заиграешь ты на дуде, — сладким голосом говорит мать Шурки Шарова, — уж как заиграешь…
Хозяйки засмеялись:
— Приходи, Лексей Иваныч, будем тебя любить!
Тут я как закричу:
— Вы что же это, пастуха у нас переманивать, а? Не совестно вам? Дядя Леша наш, равенский! К вам он не переметнется! Ты, дядя Леша, их не слушай, у нас паси!
— Это кто же там такой бойкий? — засмеялись кильковские хозяйки.
— Антошка, Пелагеи внучок.
— Не видать вам нашего пастуха! — кричу. — Вот кликну сейчас мужиков, они вам покажут!..
— А у вас мужиков-то раз-два и обчелся! — это мать Шурки Шарова кричит. — А ты еще не дорос, чтобы нам указывать! Ишь он, худой элемент!
А тут и наши равенские хозяйки подоспели. Что тут у них началось!
Дядя Леша покачал головой, усмехнулся и пошел к деревне.
Любу сманивают, теперь дядю Лешу сманивают, куда ж это годится? Эдак всю деревню по перышку растаскают!
Мы и с Фомушкой в этот день не играли. Я все слепней ловил и от досады за реку, в Кильково их насылал.
Вечером мы еще одну штуку придумали
Вечером мы еще одну штуку придумали. Вот нырнул Коля Семихин с нашего берега, а вынырнул почти у кильковского. И была у Коли веревка в руках.
Привязал он веревку к лодке Шурки Шарова, а тут как раз по кильковскому прогону Шурка, бригадирский сынок, идет. А с ним Тришка, у него руки все в бородавках. А с ними Надька, Шуркина сестра. А с нею Ленка-дачница, я таких зануд еще не видел.
Пришли они на берег, удочки разматывают, в нашу сторону даже не смотрят, будто нас на реке и нет. А мы-то ведь здесь: Санька с Ванькой рыбу ловят, Федяра пиявок дразнит, а у Коли веревка в руках. Даже Куварин здесь, сидит, улиток из раковин выковыривает.
Надька вошла в лодку, а за нею и Ленка, дура-дурой, хочется ей на нас посмотреть, а она не глядит.
Шурка стоит на берегу, в лодку не входит. Ну, что же ты, думаю, Шура, входи, входи!
— Вы, мальчики, с берега пока половите, — говорит Надька, — а мы в заводь сплаваем.
Кувшинок, значит, захотели нарвать.
Наконец и Шурка голос подал:
— Ну, что, равки, клюет?
— Пока нет, — отвечаю, — но, может, еще и клюнет.
— Да они никак на веревку ловят!.. — крикнул Тришка. — Равки-то совсем помешались, на веревку щуку хотят поймать!
— Щуку не щуку, — говорю, — а какая-нибудь килька, может, и клюнет.
Коля от смеха давится. Лодка-то ведь их привязана, а конец веревки у Коли в руках!
Надька тем временем вывела лодку в тростники. Коля знай себе веревку отпускает. Это я такую большую веревку принес.
Ленка с Надькой уселись вместе на корме и вдруг как затянут:
Это ж надо такую молитву выдумать! Неужто в Кильково других песен нет?
Мы иначе поем. Коля Семихин у нас очень хорошо песни запевает. Я его подтолкнул: давай, мол, Коля. И мы как заорем:
«Эгей» — это припев такой, он у Федяры лучше всех получается. Прямо непонятно, такой маленький, а голосина у него истошный, даже в ушах звенит. Этой песне нас брат Паша научил, когда в отпуск весной приезжал. Веселая песня! Когда ее поешь, нужно руками и ногами всякие кренделя выделывать.
Шурка с Тришкой на нас уставились и хохочут, а Надька с Ленкой, что ты скажешь, ноль внимания, знай свою молитву тянут, распевают про Колумбину. Слушать тошно!
Шурка кричит:
— Эй вы, рыбаки в кавычках, давайте еще!
Я говорю:
— Сами-то вы в скобках!..
Шурка подумал и говорит:
— А вы с вопросительным знаком!..
— А вы кильки! — кричу. — Эй, кильки, килечки! Вас самих надо ловить и в банке мариновать!
Потянули мы веревку, лодка сначала пошла тяжело, девчонки ничего даже и не заметили. Но потом лодка стала все быстрее от тростников отдаляться, Надька тут и крикнула:
— Ой, а куда ж это мы плывем?..
— Ага-а! — закричали мы. — Попались!..
И давай изо всех сил тянуть веревку. А Надька вскочила в лодке и орет:
— Отпустите!.. Слышите, отпустите!
