Вот кончится война... - [56]

– По радио передавали, что Гитлер помер, правда это? – спросила одна.

– Сдох зараза! Говорят, застрелился! – сказала другая.

– Врут, – ответил я. – Наверно, сбежал, спрятался.

Разговаривая с ними в тесном проходе, я с любовью всматривался в щемяще родные русские женские лица, по которым истосковались мы на чужбине незнамо как, я искал ту, Олю, встретившую нас на улице, она как-то сразу затерялась тут среди девушек, а я уже успел влюбиться в нее, даже на какое-то время Полину свою забыл, хотел поухаживать за ней, искал ее глазами и не находил.

– Почему вас только двое? Когда придут остальные? Нас тут много, нам женихов много потребуется, – сказала одна бедовая.

– Погоны у вас. Чудно как-то. А мы-то не знали, думали, все как раньше, – и Баулину: – Что это у вас три полоски, вы командир?

– Командир, сержант, – ответил я за Баулина.

Баулин все время молчал, его заросшее рыжеватой щетиной лицо было растерянно-озадаченно, он разглядывал девушек, сидящих, лежащих на кроватях, он не увидел среди них свою Зинаиду, в глазах его туманилась уже знакомая мне безнадежность. «Так я знал, – думал я. – Нет здесь никакой Зинаиды». Потом подумал, что ведь девушки, наверное, есть и на других этажах, и уже слышал: шумели там на лестничной площадке, да заходили в эту комнату еще какие-то женщины.

– Девушки, есть среди вас такая – Баулина Зинаида? – спросил я, перебив шумиху.

– Кто-кто?

– Баулина Зинаида Егоровна, – хрипло повторил Баулин.

– Землячка, что ли, она вам будет?

– На третьем этаже Баулина. Откуда вы ее знаете?

– Муж ее разыскивает, – ответил я, чувствуя, как забилось у меня сердце.

– Ой! Надо же! Муж!

Девушки странно замолчали. Я взглянул на Баулина: лицо его сделалось каким-то синюшно-серым, даже в бою под пулями я не видел у него такого лица.

– Идемте, я вам покажу ее комнату, – вырвалась одна из девушек.

Сопровождаемые негромким, почему-то встревоженно настороженным разговором девушек, мы вышли из комнаты и стали подниматься на третий этаж. Теперь я, взволнованный, нет, не так, конечно, сильно, как Баулин, взволнованный перед встречей с Зинаидой (все же оставалось сомнение: может, не она, а просто однофамилица), теперь я пораженно думал, что чудо, оказывается, бывает на свете, что сейчас Баулин действительно встретит свою жену и сынишку.

Мы поднялись на третий этаж. Сейчас откроется дверь и я увижу жену Баулина. Я представлял ее красивой, даже очень красивой. У Баулина, мужика видного, не могла быть некрасивая жена.

Девушка без стука вошла в одну из дверей и тут же вышла. Вслед за ней выглянула худенькая простоволосая женщина. Сцепив на груди худые кисти рук, она какое-то время глядела на нас, вернее, окаменело, испуганно всматривалась в Баулина, с ее щек мгновенно стерся жиденький румянец и синие тени загустели под глазами. Тихо ахнув, она шагнула через порог, руки ее упали, она обессиленно прилегла к дверному косяку и медленно стала сползать на пол. Баулин неловко подхватил ее и почти на руках внес в комнату. Я остался стоять на лестничной площадке. Рядом со мной молча стояла та девушка, что привела нас, а снизу, с площадки второго этажа глядели наверх притихшие женщины. Простояв несколько минут, я уже собрался, было, идти вниз, на второй этаж, чтобы поискать Олю, которая встретила нас, но тут из двери высунулся Баулин и позвал:

– Толя, заходи.

Я вошел в комнату, поменьше той, что на втором этаже, но так же тесно заставленную двухъярусными кроватями. Женщина уже сидела за столом, она молчала, лицо ее было серым, застывшим; неподвижными глазами она смотрела перед собой, как будто задумалась крепко. Баулин сидел на табуретке возле кровати, он свертывал самокрутку, руки его заметно дрожали. Пулемет был прислонен у двери к стене. Я снял карабин и присел на краешек кровати. С другого конца стола, стоящего у окна впритык к подоконнику, сидел какой-то мужчина, примерно в возрасте Баулина или, может, чуть постарше. Видно, русский. Справа на верхней кровати, свесив босые ноги, сидела еще одна женщина, не старая, но одетая как старуха – во всем черном, монашеском. Над ней, в углу, перед темной иконой помигивала хилая лампадка. Я подумал мельком, что этот мужик, наверно, зашел к женщинам поболтать, хотя и сидел он как-то уж очень домашне – в нижней рубашке. Да, странным мне показался он сразу. Когда я вошел, он встал и поклонился мне, поклонился с такой же заискивающей и пугливой улыбкой, как кланялись нам цивильные немцы. Глаза его смотрели слишком уж смиренно, приниженно, виновато и тихо, только время от времени из них как бы вдруг выплескивалась тревога. Мальчика в комнате почему-то не было.

– Не думала, не чаяла встретить тебя, – наконец заговорила Зинаида. – Какая была война, сколько людей полегло!..

Она повернула лицо к нам, равнодушно скользнула взглядом по мне, глаза у нее были сухие, лицо слегка зарумянилось. Она не была ни красивой, ни дурнушкой. Но в двадцать гляделась, наверное, очень миловидно. Сейчас желтые волосы ее были собраны на затылке в небольшой узел, под стареньким платьицем угадывались увядающие груди.

А я все думал о мальчике, о пятилетнем сынишке Баулина, о встрече с которым он так долго мечтал, но мальчишки не было здесь и самое странное, ни Баулин, ни Зина не обмолвились о нем ни словом.