Вот идет цивилизация - [17]

Эти картинки послужили основой для кукольного мультфильма, и, думаю, в истории еще не случалось персонажей, которых цитировали бы так же часто, как Энди и Денди. Эти два придуманных слизняка распространялись по Америке как вирусная инфекция; спустя пару дней после премьерного показа только и разговоров было что про их антропоморфную мимику, народ с удовольствием повторял их шуточки и советовал всем друзьям-соседям не пропустить следующую серию («Да их нечего искать, Стив, – они идут по всем программам, аккурат после обеда»). Ну и, само собой, сопутствующие товары: куклы Энди и Денди для девочек, слизни-самокаты для мальчиков, все – от картинок на бокалах для коктейля до наклеек на холодильники. Разумеется, большая часть этих сувениров пошла в производство только после Великого Объявления. Потом мы взялись за газетные заголовки. Мы придумали десять штук на выбор. Даже «Нью-Йорк таймс» пришлось напечатать крикливое «НАСТОЯЩИЕ ЭНДИ И ДЕНДИ ПРИЛЕТЕЛИ С БЕТЕЛЬГЕЙЗЕ», под которым красовалось огромное, на четыре колонки фото белокурой Бэби Энн Джойс в обнимку со слизняками. Бэби Энн выдернули ради этого фото аж из самого Голливуда. Она стояла между пришельцами, нежно держа их за глазные отростки.

Имена прижились. Эти двое скользких интеллектуалов с другой звезды даже переплюнули по упоминаемости в прессе моложавого евангелиста, которого как раз в это время судили за двоеженство. Энди и Денди были приняты в Нью-Йорке на ура. Они послушно заложили первый камень в фундамент новой университетской библиотеки в Чикаго. Они покорно позировали для выпусков новостей в обществе Мисс Апельсин из Флориды, Мисс Картошка из Айдахо или Мисс Пиво из Милуоки. Они проявили восхитительную готовность к сотрудничеству. Но время от времени меня все-таки посещала мысль: а что они думают о нас? По выражению лиц этого было не разобрать – в связи с отсутствием, собственно, самих лиц. Их длинные глазные отростки поворачивались туда-сюда, пока их везли по заполненному визжащей толпой Бродвею на заднем сиденье положенного мэру лимузина, по их желеобразным телам время от времени пробегала волна, а ротовые отверстия издавали чмокающие звуки, однако, когда фотографы предложили им обвиться вокруг почти обнаженных красоток (на сей раз для шоу Малибу-Бич), Энди и Денди подчинились без единого слова (чего я не могу сказать о красотках). А когда питчер-чемпион подарил им бейсбольный мяч с автографом, они серьезно поклонились, блеснув розовыми скорлупками на солнце, и прогудели в батарею микрофонов: «Во всей Вселенной нет болельщиков счастливее нас!»

– Но мы не сможем держать их здесь долго, – предсказывал Троусон. – Читали, что творилось вчера на Генеральной Ассамблее ООН? Нас обвинили в тайном сговоре с инопланетным агрессором, нацеленном против интересов нашего же собственного биологического вида!

Я пожал плечами.

– Да пусть летят за океан. Я сомневаюсь, что кому-то удастся выжать из них больше информации, чем нам.

Троусон уселся на краешек своего огромного профессорского стола, взял с него пачку машинописных листов и сморщился, словно в рот ему попал комок шерсти.

– Четыре месяца осторожных расспросов, – буркнул он. – Четыре месяца кропотливой работы лучших психологов, пользовавшихся каждой свободной минутой пришельцев… которые, надо признать, выдавались не слишком часто. Четыре месяца головной боли… – Он с отвращением швырнул пачку на стол; листы разлетелись, и часть их оказалась на полу. – И в итоге о социальной структуре Бетельгейзе IX нам известно даже меньше, чем об Атлантиде!

Мы с ним сидели в секторе Пентагона, отведенном тому, что военные шишки в свойственной им гениальной манере прозвали «Операцией Энциклопедия». Я слонялся по огромному, хорошо освещенному кабинету, время от времени бросая взгляд на стену, где висела огромная таблица наших достижений. Или их отсутствия.

Я ткнул пальцем в прямоугольник с надписью «ПОДСЕКЦИЯ ИСТОЧНИКОВ ЭНЕРГИИ», соединенный прямой линией с прямоугольником побольше; тот назывался «СЕКЦИЯ ИНОПЛАНЕТНЫХ ФИЗИЧЕСКИХ НАУК». На меньшем прямоугольнике мелкими буковками значились имена армейского майора, капрала женского армейского корпуса, а также докторов Лопеса, Винте и Манизера.

– Как там дела у них? – поинтересовался я.

– Боюсь, ненамного лучше, – вздохнул Троусон. – По крайней мере, мне так показалось по тому, какие пузыри пускал Манизер в свою ложку сегодня за обедом. Вы же знаете, начальство не одобряет контактов между разными подсекциями. Но я помню Манизера по университетским временам: он всегда пускал пузыри в суп, когда у него что-нибудь не получалось.

– Вы думаете, Энди и Денди считают нас недостаточно взрослыми, чтобы играть со спичками? Или, может, думают, что у обезьяноподобных тварей вроде нас слишком противный вид, чтобы пригласить в их высокосовершенную цивилизацию?

– Честно, Дик, не знаю, – проф вернулся за свой стол и принялся собирать бумаги. – Если так, зачем бы им вообще пускать нас в свой корабль? Зачем серьезно и вежливо отвечать на все наши вопросы? Вот только если бы их ответы как-то состыковывались с нашей терминологией! Однако они так сложны, я бы даже сказал, ребята с артистическим складом ума, так полны поэтической сентиментальности и хороших манер, что извлечь из их пространных, многословных объяснений математическую или механическую составляющую практически невозможно. Иногда, когда я думаю об их в высшей степени рафинированных манерах и явном отсутствии интереса к нашему общественному устройству, когда вспоминаю их звездолет, похожий скорее на резную костяную безделушку, на изготовление которой уходит целая жизнь… – Он замолчал и принялся рыться в своих записях с ожесточением карточного шулера, пытающегося найти подвох в чужой колоде.