Вот холера! История болезней от сифилиса до проказы - [61]

– Я была очень молода и меня интересовала жизнь как таковая. Когда я была ребенком, я еще не знала, что это означает. В старших классах я уже сознательно занималась науками о жизни и решилась поступить в университет на научную специальность. Это был трудный выбор для меня, потому что я выбирала между медицинским факультетом и научным университетом. Я выбрала науку – причем исходя из совершенно неправильных посылок [смеется]. Мне почему-то показалось, что обучение в медицинском университете займет больше сил и времени.

– А как так получилось, что от Life Sciences вообще вы перешли в микробиологию в целом и к вирусам в частности?

– Это получилось само собой. Когда пришла пора работать над магистерской диссертацией, я уже делала кое-что в лаборатории, и эта лаборатория работала с вирусами. Если быть точным, с ретровирусами и их взаимосвязью с лейкемией и раком. Так я стала вирусологом, и в итоге мы пришли туда, куда пришли.

– Вы, наверное, были первым или вторым человеком, который увидел вирус иммунодефицита человека. К слову, первым или вторым?

– О, это очень сильно зависит от того, что вы подразумеваете под словом «увидел». Если мы говорим о картинке электронной микроскопии – нет. Это сделали люди, которые в этом специализируются.

– Ок, тем, кто распознал вирус на этих микрографиях?

– Нет, я была первым в мире человеком, который этот вирус детектировал, и первое «знакомство» состоялось не по электронной микроскопии, а по ферментативной активности специфической для ретровирусов обратной транскриптазы. Я сначала зарегистрировала активность обратной транскриптазы в клеточных культурах, а уж потом мы начали искать вирус при помощи электронного микроскопа.

– Что вы подумали или, быть может, сказали, когда вы поняли, что нашли ВИЧ как причину СПИДа?

– Понимаете, то, что мы увидели активность обратной транскриптазы, то, что мы увидели вирус на электронной микрофотографии, еще не означало, что он является причиной заболевания. Это все не так просто.

– Я понимаю, но ведь был момент, когда вы уже были на сто процентов уверены?

– Не помню… Мы собирали свидетельства и дополнительные доказательства нашей гипотезы. Это было именно то, чем мы занимались почти что год. Наверное, переломных моментов были два. Во-первых, когда мы поняли, что в крови больного СПИДом есть антитела, которых нет в крови у больных ни одной болезнью, которая со СПИДом ассоциирована. А во-вторых, случай, когда больной СПИДом человек стал донором крови, и реципиент тоже заболел СПИДом. То есть они оба оказались инфицированы одним вирусом. Это было очень сильное доказательство. Картинка сложилась в конце 1983 года.

– Это было в 1983 году. С тех пор вирус иммунодефицита человека, наверное, самый изученный вирус в мире, мы знаем его структуру поатомно. Как вы думаете, почему некоторые люди – от «простых» людей до некоторых нобелевских лауреатов – все еще отрицают его существование?

– Да, такие люди существуют. Но они, мне кажется, очень редки. Я не знаю много таких людей.

– Правда? Вы очень счастливый человек, мне везет не так сильно.

– Я знаю только парочку.

– Скажите, вам доводилось лично говорить с Кэри Муллисом [нобелевский лауреат по химии 1993 года, отрицавший связь между ВИЧ и СПИДом, скончался в 2019 году, – прим. авторов], пытаться убедить его?

– Ммм, нет. И вот почему. Я думаю, что все, что я могла ему сказать, я опубликовала в своих статьях. И мне не очень хочется тратить еще время впустую, забрав его у пациентов, некоторые из которых умирают.

– Сейчас вы не только ученый, но и политик в области ВИЧ/СПИДа…

– Ой, не политик, плохое слово. Пусть будет пропагандист и поборник [в реальности Франсуаза употребила слово advocate, достаточно многозначное и не имеющего точного аналога в русском языке, – прим. авт.].

– Отлично, мне нравится это слово. Так кто вы сейчас больше, ученый или advocate?

– Сейчас я официально в отставке как ученый.

– «Официально»?

– Да, у меня уже нет лаборатории, во Франции с этим строго, и я в отставке уже четыре года. Поэтому мое время большей частью уходит на пропаганду борьбы с ВИЧ, также я вхожу в несколько научных комитетов, несколько грантовых комитетов, а также в несколько международных советов в университетах. Защита пациентов с ВИЧ – это очень важная часть моей активности сейчас. Я стараюсь быть голосом пациентов с ВИЧ во всем мире.

– Вы знаете о СПИДе очень много. Скажите, что по вашему должны делать ученые и простые люди, чтобы закончить эпидемию ВИЧ, чтобы победить это заболевание окончательно?

– Список того, что мы должны сделать, очень велик. Часть из этих дел должны сделать ученые – это в первую очередь, вакцина и лечение. Или если не полное излечение, то способ полностью контролировать, подавлять вирус после курса терапии (вы знаете, что сейчас антиретровирусная терапия должна продолжаться пожизненно). Кроме этого, должен быть свободный доступ для всех к тестированию на ВИЧ, к средствам предотвращения заболевания и к лечению ВИЧ. Это очень важно, потому что во многих странах от 25 до 50 процентов инфицированных не знают о своем статусе. Вы из России, вы прекрасно знаете, какая у вас с этим ситуация.