Восторг и горечь - [3]
Словом, жизнь литератора безоблачной не назовёшь. Впрочем, как и жизнь любого творческого человека, вынужденного во главу угла ставить требования работы.
2. – Вы были журналистом, моряком, рыбоводом, геологоразведчиком – какая из профессий оставила на вас наибольший отпечаток?
– Вообще-то я ещё служил в армии, работал зоотехником по овцеводству, кстати, моя первая книга была опубликована в соавторстве с директором Краевой госплемстанции и называлась «Бараны-производители Алтайского края». Я уже тогда жил жизнью писателя, и алтайские поэты сердились на меня, что я, их собрат, издал книгу с таким хлёстким названием. Книга имела успех в научных кругах. Директор Института цитологии и генетики академик Беляев заметил её, приглашал меня к себе в аспирантуру. У него в институте был единственный в Сибири электронный микроскоп, из-за которого (соблазн новой прогрессивной науки) я чуть не стал генетиком.
Семь лет работал зоотехником. А до этого – слесарем-сборщиком на Алтайском тракторном заводе. Последнее место работы – плотник-бетонщик Алтайской Всесоюзной комсомольской стройки Коксохим. Чуть больше пяти лет проработал, и всё же никогда я не был ни зоотехником, ни журналистом, ни строителем. Всюду чувствовал, что главная моя суть – писательство. Если чувствовал, что работа затягивает, на меня начинают рассчитывать как на профессионала, как в УАМРе, Управлении активного морского рыболовства, срочно увольнялся. Четыре года морей – по живому приходилось резать. Везде, где работал, что-то написал. Единственная тема, которая осталась в стороне, – работа зоотехником. О ней ничего не написал, но она помогла становлению сразу после института. Выходит, что работа зоотехником оставила на мне самый большой отпечаток.3. – Расскажите, с чего начался ваш путь в литературу?
– По большому счёту никакого пути не было. Я с детства знал, что стану писателем. В школе придумывал в стихотворной форме эпиграфы к своим сочинениям. За счёт этого вместо тройки иногда получал четвёрку. В детстве я очень много читал. То есть так много, что это не только бросалось в глаза, а, скажем так, их мозолило.
Родом я из крестьянской семьи, вся моя школьная жизнь проходила в селе Черниговка Приморского края (200 км от Владивостока), и в соответствии с возрастом я пас вначале гусей, потом – овец, потом – телят, потом – коров. Чтение книг в поле никого не тревожило, никто чтения не замечал. Не замечал и мечтаний над захватывающими воображение страницами. А вот зимой, как я уже говорил, это настолько мозолило глаза, что у меня стали отнимать книги.
Нас, сестёр и братьев, было семь человек – я самый младший. Мама ругала меня, пугала, что дураком стану от чтения книг. Сейчас, вспоминая, думаю, что сам давал повод таким страхам.
Бывало, спрячусь на сеновале, в огороде, меня кличут-кличут, а меня нет, я весь в книге. Начинают искать. Очнусь, ошалело выскочу из укрытия – ну дурак дураком. Ничего не понимаю – я всё ещё там, в книге. И тут уже начинался скандал, как говорится, по полной программе.
Помню, приехала сестра Оля из Хабаровска на каникулы, она училась в пединституте на учителя географии. Родители смотрели на неё с гордостью и ужасом (её педагогические замашки иногда ставили их в тупик). Заходит Оля, а скандал в разгаре. На итоговом школьном родительском собрании маме сказали, что я читаю книги даже на уроках – сквозь щель в парте. Делаю вид, будто думаю, а на самом деле снизу поддерживаю книгу рукой – и читаю.
Оля не сразу подала голос (в пылу скандала её не заметили), вникла в суть предмета и с безапелляционностью будущего директора школы встала на мою защиту. Если бы министр Фурсенко слышал её речь, то вряд ли бы обрадовался. А я был в восторге. Оля была сторонницей чтения классиков литературы и в школе, и дома, и везде – пусть читает. Классики русской литературы – это серое вещество нации. Допустим даже, что от чтения книг он станет дураком. Неужели наша большая дружная семья не прокормит одного дурака? Её резоны поставили родителей в тупик, они были настолько неоспоримыми, что от меня отстали.
Теперь я читал вволю. Записался в Черниговскую районную библиотеку. Вначале мне, как новичку, разрешали брать книги охапками (я жил на станции Мучная, достаточно далеко от библиотеки), но потом вдруг урезали лимит до одной книги.
Дело было в пятом классе. Меня решили проверить – действительно ли я читаю? Как-то дают книгу и спрашивают – читал? Отвечаю – читал. А эту, а эту?.. Как сейчас помню, наконец, подают книгу в красной обложке – «Декамерон» (авторов тогда не запоминал – потом узнал, что автор Джованни Боккаччо). А эту читал? Нет, не читал. Через три дня возвращаю книгу новелл Боккаччо, и тут меня начинают проверять, как я, так сказать, усвоил внеклассное чтение.
У меня память была тогда, конечно, хуже, чем у моей сестры Раи – она с первого прочтения почти без запинок схватывала наизусть две-три страницы любого текста. Но всё-таки достаточной, чтобы удивить библиотекарей подробностями прочитанного. Они спрашивают: о чём такая-то новелла в разделе «День шестой»? А там повествуется о хитрой жене, которая в отсутствие мужа развлекалась с рыцарем, пряча в другой комнате юношу. А когда неожиданно возвратился муж, то она и его ловко обвела вокруг пальца.
Роман «Звёздный Спас» – о людях индиго. Их сверхъестественные способности на фоне надвигающегося глобального краха старого мира дарят нам надежду на новое небо и новую землю. Как посланцы грядущей цивилизации они ищут своё место в нашем меняющемся мире. Для них это связано с чисто человеческими страданиями – ты не такой, как все. Спасут ли они нас, обычных людей? Или мы их отторгнем? Ясно одно – они уже среди нас. И это обещает возможность спасительного союза.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе данного сборника стихи, написанные Виктором Слипенчуком с 1963 по 1968 год. Это его первая книга стихов. Она читается как единая неразрывная книга судьбы человека и страны.
«Не могу молчать», — так граф Лев Николаевич Толстой назвал своё публицистическое выступление в пользу отмены смертной казни в России. Выступление было записано на фонограф (один из первых приборов для механической записи звука и его воспроизведения), и теперь трудно сказать, кому надо быть обязанным (физикам или лирикам), что ознакомился с выступлением великого писателя ещё в школе. Помнится, меня заинтересовало — граф. (Нем. Graf ) в раннее средневековье в Западной Европе — должностное лицо, представлявшее власть короля в графстве.
Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.