Восставший из ада - [16]

— Иногда бывает так одиноко, — заметила она и прошла мимо него, слегка задев бедром.

Этот маневр был придуман в постели прошлой ночью.

Вместо ответа он лишь кивнул, на лице его застыло недоверие пополам с настороженностью. Очевидно, он просто не мог поверить привалившему ему счастью.

— Хотите еще выпить? — спросила она. — Или сразу отправимся наверх?

Он снова кивнул.

— Похоже, я уже достаточно выпил.

— Значит, наверх.

Он нерешительно подался в ее сторону, возможно, намереваясь поцеловать. Но, ловко увернувшись от него, она направилась к лестнице. Лучше будет обойтись без ласк.

— Нам сюда, — пригласила она.

Он покорно последовал за ней, вытирая пот с лица вытащенным из кармана платком.

На верхней ступеньке Джулия, обернувшись, подождала, пока он поравняется с ней, после чего повела его через площадку к «сырой» комнате.

Дверь была распахнута настежь.

— Заходи, не стесняйся, — сказала она.

Он опять повиновался. Ему понадобилось несколько секунд, прежде чем глаза привыкли к царившей в комнате темноте, и еще несколько секунд, прежде чем заметить:

— Но здесь нет кровати.

Она затворила за собой дверь и включила свет. У притолоки на гвозде висел старый пиджак Рори. В его кармане она спрятала нож.

— Тут же нет кровати, — еще раз оглянувшись по сторонам, сообщил он.

— А чем плохо на полу? — спросила она.

— На полу?

— Снимай пиджак. Здесь тепло.

— Да, не холодно, — согласился он, но так и остался стоять.

Тогда она подошла к нему и начала развязывать галстук. Он весь дрожал, бедняжка. Бедная бессловесная овечка… Она уже сняла с него галстук, когда он наконец решил все-таки сбросить пиджак.

Интересно, видит ли Фрэнк, подумала она. И исподтишка глянула на стену. Да, наверное, он там… Видит. Знает. Уже облизывается, весь в нетерпении…

«Овечка» снова открыла рот.

— А ты… — начал он. — Э-э… может, ты… сделаешь то же самое?

— Что, хочешь увидеть меня обнаженной? — дразняще улыбнулась она.

При этих ее словах глаза его масляно заблестели.

— Хочу, — торопливо ответил он. — Очень.

— Очень-очень?

— Очень-очень.

Он уже расстегивал рубашку.

— Что ж, быть может, твое желание сбудется.

Он снова одарил ее улыбкой.

— Это что, игра такая? — спросил он.

— Все от тебя зависит, — прошептала она и помогла ему снять рубашку.

Тело у него оказалось восковой белизны и почему-то напомнило ей грибы. Грудь жирная, выпирающий животик. Она приложила ладони к его лицу. Он поцеловал кончики ее пальцев.

— Ты красавица… — пробормотал он, с трудом выталкивая слова.

— Разве?

— А то сама не знаешь. Настоящая красавица. Ты самая красивая женщина, что я когда-либо видел.

— Какой приятный комплимент, — ответила она и повернулась к двери.

Сзади послышалось звяканье пряжки пояса, зашуршала по коже ткань — это он стягивал брюки.

Сейчас или никогда, подумала она. Видеть его в чем мать родила совсем не хотелось. Она и так увидела достаточно.

Джулия запустила руку в карман пиджака.

— Вот черт… — вдруг выругалась «овечка».

Она выпустила из пальцев нож.

— Ну что еще?

И обернулась. Есть кольцо на пальце, нет кольца на пальце (кстати, у него оно было) — это еще ничего не значит, семейное положение можно определить и по другим деталям. О том, что «овечка» жената, говорили чудовищные трусы: громадные, мешковатые, стираные-перестиранные, интимный предмет туалета, купленный женой, которая давным-давно перестала думать о своем муже как об источнике сексуальных утех.

— Я… э-э… Кажется, мне придется пойти отлить, — объяснил он. — Слишком уж много виски выпил.

Слегка пожав плечами, она снова отвернулась к двери.

— Я мигом, — сказал он ей в спину.

Но ее рука оказалась в кармане пиджака прежде, чем он успел договорить эту фразу, и когда он шагнул к двери, Джулия уже снова обернулась к нему, сжимая в пальцах нож.

Он надвигался на нее слишком быстро, до самой последней секунды так и не заметив ножа. А потом на лице его отразилось скорее удивление, нежели страх. Впрочем, удивлялся он недолго. Нож вонзился в него, вошел легко и мягко, точно в зрелый сыр. Она нанесла один удар, затем еще один.

Хлынула кровь, и комната как будто вся замерцала, кирпичи и штукатурка словно бы задрожали при виде красных фонтанчиков, хлещущих из человеческого тела.

Какую-то долю секунды она наслаждалась этим зрелищем, но тут «овечка» испустила визгливое проклятие. Вместо того чтобы отшатнуться от ножа, как ожидала Джулия, мужчина шагнул к ней и выбил оружие из ее рук. Со звоном полетев по полу, нож ударился о плинтус и остановился. А «овечка» набросилась на нее.

Глубоко запустив руку ей в волосы, мужчина сильно рванул, но целью его было вовсе не насилие и не месть, нет, он хотел бежать, поскольку, отшвырнув Джулию со своего пути, тут же ее отпустил и принялся дергать дверную ручку, другой рукой зажимая глубокие раны на животе.

Однако Джулия, ударившись о стену, быстро пришла в себя — стремительно метнулась к валяющемуся на полу ножу и тут же бросилась обратно, к своей жертве, которая уже успела на несколько дюймов приоткрыть дверь. И в этот самый миг Джулия нанесла еще один удар, вонзив нож в спину беглецу. Громко взвыв, тот выпустил дверную ручку, а Джулия тем временем вытащила нож из раны и вонзила его снова, потом еще раз и еще. Разумеется, сама она не считала, сколько ударов нанесла, — мир вокруг затмили злоба и ненависть: этот человек никак не хотел спокойно умирать. Но наконец она отпустила свою жертву. Завывая и всхлипывая, полумертвое тело сделало несколько неуверенных шагов, ручьи крови текли по ягодицам и ляжкам. Казалось бы, этому жуткому фарсу не будет конца, однако спустя еще пару секунд тело все-таки споткнулось и с грохотом рухнуло на пол.