Восставшие миры - [16]
Брунин обмяк на сиденье, не пригубив стоявшей перед ним второй рюмки с выпивкой. В душе его в пляске смерти кружились противоречивые чувства. Он понимал, что момент, безусловно, критический. Ла Наг внимательно наблюдал за ним, стараясь догадаться, согласится ли он обрушить Империю косвенным способом. Если по-прежнему будет настаивать на лобовой атаке, возникнут проблемы.
— Ясно я выражаюсь? — спросил Ла Наг, переждав несколько мрачных минут. — По-прежнему думаешь, будто Империя рухнет после убийства Метепа?
Брунин сделал долгий глоток спиртного, не сводя глаз с рюмки в своих руках, и уклончиво пробормотал:
— Даже не знаю, что мне сейчас думать.
— Прошу честно ответить. Вопрос слишком важный, чтоб хитрить, сохраняя лицо.
Брунин, резко подняв голову, взглянул прямо в глаза Ла Нагу:
— Ладно — не думаю. Убийство Метепа не свалит Империю. Только я все равно хочу его убить!
— Почему? По каким-нибудь личным причинам?
Ла Нага явно удивляло упорство Брунина.
— Нет… По принципиальным. Он главный!
— Поэтому ты хочешь свергнуть Империю? Потому что он главный?
— Да!
После этого воцарилось молчание.
— Признаю, — согласился Ла Наг. — И почти понимаю.
А ты сам почему за это взялся? — допытывался Брунин, напряженно подавшись вперед. — Только не надо рассказывать о каких-нибудь личных причинах — у тебя есть деньги, силы, флинтеры. Толивианские «гномы»[4] сроду не возьмутся за то, из чего нельзя извлечь прибыль. На что они рассчитывают? И как, скажи, ради Ядра, мы со всем этим справимся?
Ла Наг слегка наклонил голову, слыша местоимение «мы», полез в карман жилетки и вытащил три бумажки по пять марок.
— Вот что хранит Империю. Мы покажем верхам и всем, кто на них полагается, насколько они ненадежны и дешевы. Отчасти эту задачу вместо меня уже выполнила сама Империя. — Он выбрал самую старую бумажку и протянул Брунину. — Прочти, что написано в правом нижнем углу.
Брунин, прищурясь, прочитал с запинкой: «Банковский билет по требованию обменивается имперским Министерством финансов на золото».
— Посмотри на дату. Давно это было написано?
Брунин опустил глаза и вновь поднял.
— Двадцать два года назад.
Он был озадачен и одновременно сердился на собственную озадаченность.
Ла Наг протянул другую бумажку:
— А вот этой всего десять лет. Читай.
— «Банковский билет служит официальным средством оплаты любого долга, государственного и частного, и обменивается имперским Министерством финансов на законные платежные средства».
По-прежнему абсолютно неясно, к чему идет дело.
Ла Наг сунул третью бумажку:
— А вот эта попалась мне в руки сегодня — последний образец.
Брунин без всякой просьбы прочел:
— «Банковский билет служит официальным средством оплаты любого долга, государственного и частного». — Пожав плечами, вернул все три банкнота. — Ну и что?
— Боюсь, сегодня больше ничего не смогу рассказать. — Ла Наг взмахнул самой старой бумажкой. — Просто подумай: чуть больше двух стандартных десятилетий назад это было, несмотря ни на что, золотом. А это, — он махнул новым банкнотом, — простая бумага.
— И поэтому ты стараешься свергнуть Империю? — Брунин недоверчиво помотал головой. — Да ты еще дурней меня.
— Все объясню на борту корабля.
— Какого корабля? Не собираюсь никуда лететь.
— Мы полетим на Землю. То есть если пожелаешь.
Брунин потрясенно вытаращил глаза:
— Шутишь?
— Ни в коем случае, — с раздражением бросил Ла Наг. — Полет на Землю — не тема для шуток.
— Зачем же… — Брунин на полуслове умолк, глубоко вздохнул и прищурился. — Землян сюда лучше не впутывай! Иначе я тебе мигом шею сверну на этом самом месте, и никакая шайка флинтеров не поможет!
На лице Ла Нага выразилось недовольство возникшей проблемой с Землей.
— Не хами. Есть на Земле один человек, с которым я лично должен увидеться. Возможно, от его ответа на некое предложение всецело зависит успех или провал моих планов.
— Кто такой? Главный Администратор или какой-то другой крупный кусок дерьма?
— Нет. Он широко известен, но абсолютно не связан с правительством. И уже знает о моем приезде.
— Кто же это?
— Узнаешь, когда прилетим. Едешь?
Брунин передернул плечами:
— Не знаю… Просто не знаю. Встречусь сегодня вечером с товарищами, обмозгуем. — Он подался вперед. — Только ты растолкуй, к чему клонишь. Мне мало пары туманных намеков.
Брунин обратил внимание, что с той минуты, как он вошел в таверну, Ла Наг старательно следил за выражением собственного лица, на котором отражался небогатый небрежный и легкий мимический репертуар, рассчитанный на желаемый эффект. А теперь прорвались подлинные эмоции. Глаза вспыхнули, губы напряженно-яростно сжались.
— К революции, дорогой мой Брунин. Я предлагаю тихую революцию без крови и грома, которая, тем не менее, потрясет этот мир и мировоззрение всех внешних миров так, что с ней не сравнится никакая буря насилия. В истории полным-полно косметических революций, когда на старую физиономию накладывается немного грима или, если взять более разрушительные и насильственные примеры, на старое туловище насаживается новая голова. Моя революция совсем другая. По-настоящему радикальная… то есть ударившая в самый корень. Я хочу преподать внешним мирам урок, которого они никогда не забудут. Когда я покончу с Империей и со всем, что с ней связано, народы внешних миров поклянутся во веки веков не допускать такого положения, в каком они находятся в данный момент. Никогда!
