Восстание в крепости - [5]
Урядник знал, что приставша может увлекаться не только молодыми людьми. Зимой из Тифлиса приезжал инспектор полицейского департамента, мужчина лет сорока пяти. От Алибека не ускользнуло, как Тамара Даниловна недвусмысленно перемигивалась с ним.
Поэтому-то урядник и не знал сейчас, как ответить госпоже на вопрос о возрасте гостя.
— Ну, так я спрашиваю, сколько ему лет? — повторила Тамара Даниловна.
— Я не разобрал, госпожа… — пробормотал урядник.
— Дурак! — бросила Тамара Даниловна и пошла прочь, волоча по полу длинный шлейф платья.
Как только госпожа скрылась в соседней комнате, Алибек вспомнил, зачем прислал его пристав.
— Тамара Даниловна… — робко прохрипел он, затем откашлялся и позвал снова — Тамара Даниловна!
Жена пристава выглянула из-за портьеры.
— Ну, в чем дело? Чего тебе еще?
— Тамара Даниловна! Господин пристав просили передать вам, что гость пожалуют к обеду. Сейчас они отправились в крепость, размещают солдат.
Тамара Даниловна нахмурилась.
— Что же ты давеча стоял как чурбан?
Глаза ее гневно сверкнули, и она снова исчезла за портьерой.
В комнате сразу стало так тихо, что у Алибека зазвенело в ушах. Он подождал некоторое время, затем, поняв, что приставша больше не вернется, отвесил почтительный поклон в сторону двери, за которой она скрылась, и вышел.
Захлопнув за собой калитку массивных ворот, Алибек некоторое время стоял в раздумье, щурясь от утреннего солнца, выглядывающего из-за крыши дома.
Наконец из груди урядника вырвался вздох облегчения. Он вытер платком потное, с обвислыми щеками лицо и бодро зашагал в полицейский участок, радуясь, что ему так легко удалось отделаться от госпожи Кукиевой. Урядник вспомнил, что должен накормить крестьян, сидящих в каталажке, которых хромой есаул привел вчера из Гымыра.
„Наверно, родственники этих крестьян собрались уже во дворе и ждут…“ — подумал он.
Урядник свернул за угол и пошел вниз по улице. Почти у каждых ворог толпились люди, обсуждая прибытие батальона.
Алибек издали заметил, что духан, который содержала пожилая грузинка-вдова Агва, открыт.
Сразу же стало как-то веселее на душе. Он прибавил шагу, подошел к духану и заглянул через открытую дверь внутрь. Там никого не было, царили тишина и покой.
Алибек заколебался: „Входить или нет?“ Поднял глаза на вывеску, висящую над дверью: кусочки красновато-коричневого мяса, нанизанные на два скрещенные шампура, показались Алибеку такими натуральными и аппетитными, что он даже ощутил во рту неповторимый вкус ароматного бараньего сала, которое с ласкающим слух шипением капает на угли жаровни.
Урядник глотнул слюну и вытер углы рта тыльной стороной пухлой волосатой руки. Чуть ниже шла надпись на русском языке, а рядом — по-грузински. Еще ниже была изображена целая батарея винных и водочных бутылок.
Алибек ощутил чудовищный прилив аппетита. Он обернулся, глянул по сторонам. Поблизости никого не было. „Не худо бы пропустить стаканчик… — подумал он. — Да, кстати, справлюсь о здоровье Розы…“
Он вошел в духан.
Какая удача — Роза была одна! Каждое утро Агва уходила за покупками на базар, и в эти часы духан находился в полном распоряжении ее служанки.
У Алибека защипало в носу от резкого запаха маринованного чеснока. Он поморщился, блаженно замотал головой.
Духан представлял собой полуподвальную комнату с низким сводчатым потолком. Вокруг столиков, очевидно, еще с вечера в беспорядке стояли стулья. Повсюду валялись объедки, порожние бутылки. Это была самая большая комната духана. По вечерам здесь негде было и яблоку упасть. Днем духан освещался маленьким окошком, а ночью огромными керосиновыми лампами, подвешенными к потолку. Сейчас тут было тихо, и поэтому неряшливое, запущенное помещение выглядело еще более жалким и убогим. А вечером оно гудело, как пчелиный улей. Звон бутылок и стаканов перемешивался с пьяным хохотом и выкриками, сопровождаемыми площадной бранью. Здесь часто вспыхивали ссоры. Поэтому Алибеку нередко приходилось усмирять распоясавшихся пьяниц. Дверь, что рядом с буфетной стойкой, вела на вторую половину духана, состоявшую из двух небольших смежных комнатушек. Здесь обычно собирались чиновники и интеллигенция городка. Люди эти появлялись тихо, бесшумно и так же незаметно исчезали. Они или молча сидели часами, уставясь друг на друга и дымя папиросами, или же о чем-то тихонько переговаривались. Уряднику очень не нравились все эти „интеллигентишки“. По его мнению, люди эти, выглядевшие всегда и грустными, и чем-то недовольными, не относились к властям с должным почтением. „Им верить нельзя! — думал он. — Очень подозрительный народ. С такими надо держать ухо востро!..“
Роза, забравшись на табуретку, расставляла по полкам старого буфета, что громоздился за стойкой, бутылки с напитками. Метнув на урядника сердитый взгляд, девушка спросила:
— Что приперся спозаранку, старый хрыч? Чего надо?
Стараясь дотянуться до верхней полки, Роза встала на цыпочки. Подол ее пестрого платья задрался выше колен, обнажив стройные и крепкие девичьи ноги.
Урядник невольно шагнул к стойке, желая поближе полюбоваться прелестями Розы. Но та, разгадав его намерение, обернулась и крикнула:
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.