Восстание Уильяма Уоллеса. [Стерлинг-Бриджское и Фолкиркское сражения] - [10]

Подобные навершия рукоятей типичны для шотландских мечей, изготовленных до XVвека, и с головой выдают их скандинавское происхождение. На рис.6 приведено изображение т.н. «Меча Уильяма Уоллеса», выставленного в Национальном Мемориале Уоллеса. Стоит отметить, что этот двуручный меч ста семидесятисантиметровой длины относится, скорее, к XVI столетию.

ШИЛТРОНЫ:

Термин «шилтроны» впервые был использован Уолтером из Гуизборо для описания шотландских боевых порядков при Фолкирке: «…кольца из копейщиков, оные кольца именуемы шилтронами…» Позднейшие авторы тоже пользовались этим термином, имея в виду нечто иное, чем обычный плотно сомкнутый строй. Слово «шилтрон» порой выводят из сочетания «шилд уолл», то есть, «стена щитов». Маловероятное предположение, - длинные массивные копья требовалось держать обеими руками, соответственно, щиты, если они были, находились за спиной. Предположительно, шилтроны состояли из шести рядов в глубину, причём в первых рядах стояли воины с лучшей бронёй и экипировкой.

Манёвренность шилтронов Уоллеса очень часто ставится под сомнение на основании результатов Фолкирка. Однако нужно помнить, что в этом несчастном сражении шотландцам была отведена роль пассивная и оборонительная, Эдуард попросту не дал им шанса на манёвр. Если же разобраться в ходе битвы на Стерлингском мосту, то можно уверенно предположить, что шотландская пехота в сомкнутом строю, возможно, бывшем предшественником шилтрона, смогла не только потеснить англичан, но и сбросить их в реку.

ШОТЛАНДСКИЕ ЛУЧНИКИ:

Уоллес в полной мере осознавал опасность, которую представляли для его шилтронов английские длинные луки. В противовес им он набрал в Эттрикском лесу собственных стрелков. Тисовое дерево для луков, вероятно, было закуплено через порты Хэмпшира – традиционного торгового партнёра шотландцев. Бытует версия, что корни неудачи лучников Уоллеса лежат в использовании ими коротких маломощных луков. Утверждение сомнительное, ибо стрелковые традиции в Шотландии не были настолько давними, чтобы вообще отдавать предпочтение какому-либо типу луков. Причины следует искать скорее в малочисленности лучников, а не в характеристиках их оружия. Сам Уоллес избрал в качестве эмблемы для личной печати не традиционный шотландский палаш «клеймор», а именно лук.

ШОТЛАНДСКАЯ КАВАЛЕРИЯ:

Возможности Шотландии не позволяли вывести на поле боя тяжёлую кавалерию в количестве, достаточном, чтобы достойно противостоять английским рыцарям. Это подтвердили и Данбар, и Фолкирк.

Уолтер из Гуизборо, как и всякий средневековый хронист описывает события с чужих слов, а потому порой бывает неправдоподобен; но, чем ниже цифры, приводимые им, тем выше их достоверность. Соответственно, когда он говорит о 180 шотландских всадниках при Стерлинг-Бридже, этим данным можно поверить.

О Фолкирке нет прямых свидетельств. Исходя из возможностей Коминов и других шотландских вельмож, почтивших Уоллеса своей благосклонностью (но не личным присутствием на поле брани), мы можем ориентировочно назвать цифру в пятьсот конных. Уолтер из Гуизборо пишет, что они «…бежали ещё до первого взмаха меча…» Историки поговаривают о вероломстве и заранее подготовленном предательстве, впрочем, доказательств нет. Скорее всего, в действительности деморализованная печальным началом сражения конница была сметена превосходящими силами англичан.

Только поросшие кустарником укрепления да бронзовая табличка над входом в боулинг-клуб, что помещается здесь ныне, напоминают посетителям о славном прошлом замка Ланарк. “Scalacronica” приводит свидетельства очевидцев о событиях, что разыгрались здесь в мае 1297 года: об убийстве Хесельрига, и о тяжком испытании, выпавшем на долю отца хрониста, Томаса Грея. Израненный, он был брошен умирать средь пылающих строений. Чудом дожил он до рассвета, когда его друг Вильям Ланди нашёл беднягу и перевёз в безопасное место.

КОМПАНИЯ 1297 ГОДА

ВОССТАНИЕ В ШОТЛАНДИИ

Эдуард покинул Шотландию незадолго до того, как редкие вспышки недовольства англичанами слились в начале 1297 года в ревущее пламя всеобщего бунта. Завоевание Шотландии было слишком быстрым и чересчур лёгким. До шотландцев не сразу дошло, что, собственно, случилось, но уж когда дошло…

Английские исследователи выставляют главными подстрекателями и виновниками восстания Роберта Вишарта, епископа Глазго и Джеймса Стюарта. Доля правды в этом есть. Шотландская церковь, оскорблённая тем, что в её приходы Эдуард взял за правило назначать английских священнослужителей, не только донёсла семена недовольства до самых отдалённых уголков страны, но и заботливо взрастила первые ростки мятежа. Не страдающий объективностью автор Ланеркостской летописи выразился об этом так: «…злые попы погубили людей…змеёю на груди Шотландии пригрелась её церковь…»

За давностью лет нелегко установить, насколько тесно Вишарт и Стюарт были связаны с Уоллесом. Парочка интриганов, собаку съевшая на всевозможных заговорах, должна была обеими руками ухватиться за Уоллеса, вне зависимости от того, видели ли они в нём простака, на горбу которого удобно въехать в рай, или действительно уважали его порыв и ярость, сознавая, что ни на что подобное сами не способны. Как бы то ни было, первые успехи Уоллеса обеспечили ему трогательное сочувствие со стороны Стюарта и прочих магнатов. Сочувствие, однако, не простиралось дальше известных пределов. Дополняя романтика Гуисборо, можно сказать так: хотя лэрды и «…отдали [Уоллесу] своих воинов и свои сердца…», прочие части тела они благоразумно предпочитали держать в пределах видимости английского короля или его клевретов. Лэрдов нетрудно понять. Если Уоллес рисковал всего-навсего собственной пустой башкой, то лэрдам, людям небедным и солидным, приступ неуместного патриотизма мог стоить опалы Эдуарда I, а то и потери земельных владений.