Восстание потребителей - [2]
В научном смысле более всего Аузана интересовали законы поведения потребителей. После школы, провалив вступительные экзамены на экономический факультет Московского университета, Аузан поклялся себе, что не только в университет на следующий год поступит, но рано или поздно станет в нем профессором. Дабы утвердиться в своих намерения, Аузан даже дал себе зарок не пить водки, пока не попадет в МГУ. И целый год с трагическим видом пил коньяк.
В университете, дабы выделиться как-то на фоне других студентов и аспирантов, громоздивших одна на другую теории плановой экономики, Аузан решил заняться темой, которой не занимался никто, — самоорганизацией потребителей. Несколько лет кряду он читал про это. Читал про «яблоко Фурье», которое продается в Париже дороже, чем в Безансоне, потому что в Париже потребителей больше и они конкурируют между собой. Читал учеников Роберта Оуэна, которые придумали потребительский кооператив. Читал про магазины самообслуживания, которые появились в Швеции, где торговые точки принадлежали потребительским кооперативам, так что не требовался продавец, чтобы контролировать покупателей, ибо покупатели были одновременно и совладельцами магазина. Читал Януша Корнаи, который заметил, что в дефицитной экономике деньги не имеют значения, а имеет значение способность человека добывать под эти условные деньги товар… Читал, читал и вдруг, стоя в очереди за елкой для сына на Звездном бульваре в Москве, обнаружил, что предмет его научных интересов разворачивается во всей красе прямо у исследователя на глазах.
Очередь отнюдь не была безучастной. Очередь жила по определенным законам. Очередь самоорганизовывалась. Елочный базар устроен был так, что входили в него, как правило, со стороны Звездного бульвара, а выходили на задах, с обратной стороны огороженного сеткой пространства. Однако из правила бывали исключения. Кто-то — надо понимать, знакомые и родственники елочных продавцов — входил в елочный базар через выход и очереди избегал. А очередь возмущалась этим фактом.
«Товарищи, товарищи! Надо выход перекрыть, а то лезут тут!» — кричала какая-то женщина.
В ответ на ее крики очередь выделяла из своей среды решительных и крепких мужчин и отправляла их к выходу следить, чтобы никто через выход не входил. «Общественные дружинники» отправляли наглецов в конец очереди, но кое-кого и пускали, на ходу вырабатывая правила и по спорным вопросам советуясь с очередью, которая превращалась мало-помалу в вече.
«Куда смотришь! Лезут же там у тебя!» — кричал одному из дружинников кто-то из очереди.
«Это не лезут! — парировал дружинник. — Это ветеран войны. Ветеранам войны без очереди».
И очередь соглашалась, что ветеранам войны елки действительно надо отпускать мгновенно.
Еще через пять минут дружинник обращался к очереди громогласно:
«Женщину беременную пускать?»
И очередь всерьез обсуждала, является ли беременность поводом для того, чтобы получить елку на льготных условиях. И на каком сроке. И быстро договорились, что на третьем триместре елка, конечно, без очереди полагается, а на первом триместре можно и постоять. А про второй триместр мнения разделились. Люди спорили, а Аузан смотрел на них и думал, что вот же как складывается самоорганизация потребителей — изучай не хочу.
Очередь против страны Советов
В Советском Союзе главная проблема очередей состояла в том, что государство не признавало их существования. За мясом и маслом можно было простоять два-три часа. За импортными сапогами — часов шесть. За холодильником или стиральной машиной очереди растягивались на месяцы, и надо было приходить к магазину, отмечаться в списках и дежурить денно и нощно, чтобы не появилось альтернативного списка и альтернативной очереди. Чтобы купить автомобиль, люди и вовсе ждали годами, не вполне понимая, производятся ли вообще эти вожделенные транспортные средства, и если производятся, то сколько, и как распределяются, и откуда поступят, и долго ли ждать.
Очереди в Советском Союзе были непостижимы. Дирекция продуктового магазина не сообщала покупателям, когда именно появится на прилавках колбаса и много ли ее будет. В обувном магазине не сообщали, когда и сколько попадет на склад итальянских сапог и каких размеров. Невозможно было прийти в магазин бытовой техники, узнать, что ты пятьсот девяносто шестой в очереди за холодильниками и твой холодильник приедет, например, через два года, двадцатого апреля. Каждый вечер магазины закрывались, людей, не достоявшихся в очереди, просто выгоняли на улицу, и назавтра все начиналось снова — живая очередь, переклички, номера, которые люди записывали шариковой ручкой прямо на ладони. Очередь самоорганизовывалась, но ни дирекция магазина, ни милиция, следившая за тем, чтобы не собиралось слишком большой толпы, ни государство, владевшее всей промышленностью и всей торговлей, не признавали самоорганизации очереди. Все эти правила, которые вырабатывались очередью на глазах молодого ученого, все эти списки, все эти дружинники, десятники, сотники и тысячники, порожденные логикой советских очередей, имели значение только по эту, покупательскую сторону прилавка, а по ту сторону не признавались. И так было до тех пор, пока очередь не принялась жестоко мстить игнорировавшему ее государству.
Газпрома, его газа и труб так сильно боятся, Газпромом, его газом и трубами так восхищаются, что, кажется, и времени уже не остается на то, чтобы взглянуть – а как Газпром устроен?Что это – механизм или организм?В каком состоянии сейчас это мощное русское оружие, которое ковали Берия и Хрущев, которым учились пользоваться Брежнев и Косыгин и которое Черномырдин и Вяхирев передали в руки Путину?Действительно оно опасно или, может, проржавело?Наконец, можно ли попытаться его разобрать, чтобы получить ответы на эти вопросы? Книга про Газпром получилась книгой про Россию.Мы смотрели на страну через извилистую газпромовскую трубу и понимали, что если бы эта труба на каком-то участке своей истории повернула иначе, страна была бы другой.
Мария Гайдар, Илья Яшин, Сергей Удальцов, Гари Каспаров, Виктор Шендерович – сегодня эти имена знают даже дети. Валерий Панюшкин написал книгу о людях, «не согласных» с режимом Новой России и сделавших свое «несогласие» судьбой. Но получилась не скандальная агитка, а очень лично пережитые образы живых оппозиционеров, которых кто-то считает героями, а кто-то – преступниками.С этой книгой можно спорить, но не прочесть ее – тем более сейчас – нельзя!
«Отцы» – это проникновенная и очень добрая книга-письмо взрослой дочери от любящего отца. Валерий Панюшкин пишет, обращаясь к дочке Вареньке, припоминая самые забавные эпизоды из ее детства, исследуя феномен детства как такового – с юмором и легкой грустью о том, что взросление неизбежно. Но это еще и книга о самом Панюшкине: о его взглядах на мир, семью и нашу современность. Немного циник, немного лирик и просто гражданин мира!Полная искренних, точных и до слез смешных наблюдений за жизнью, эта книга станет лучшим подарком для пап, мам и детей всех возрастов!
Креативный класс не дремлет! Он, запарковав свои «бэхи», ходит на митинги и проявляет политическую активность в социальных сетях, упражняясь в рисовании карикатур на президента. А иногда самые креативные из них устраивают арт-акции, подобно героям нового романа Валерия Панюшкина. Устав носить на головах синие ведерки и рисовать на разводных мостах мужские причиндалы, перформансисты похищают известного журналиста. Ему предстоит стать наставником для Прапорщика, который «прославился» на всю страну тем, что грубо разогнал мирно митингующих граждан под вспышки фотокамер.
Эта пронзительная и беспощадная книга не оставит никого равнодушным. Вы будете либо соглашаться с ее автором, известным обозревателем газеты «Коммерсантъ», либо яростно спорить с ним. В любом случае вы испытаете настоящий шок от ее содержания. Читателя ожидают малоизвестные подробности биографии бизнесмена, притягивающего общественное внимание, и сенсационные эксклюзивные откровения из тюремных застенков. Холодная логика реконструкции и анализа событий нарушается взрывами гражданской боли и ярости автора.
Эта книга о самых известных людях России — политиках, бизнесменах, людях искусства, персонажах светской хроники. Их объединяет место жительства — Рублевка. Прописка в Рублевке дарует привилегии, но и накладывает обязанности. Чтобы выиграть соревнование жизни, нужно следовать сложным правилам. Каким — расскажет эта книга. Автор узнал о них из первых рук, в достоверности можно не сомневаться.Это изумительный ироничный рассказ, который читается на одном дыхании.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.