Восстание на золотых приисках - [7]

Он принялся шарить по карманам и вытащил большие подержанные часы.

— Придётся пожертвовать ими ради доброго дела, — сказал он и поцеловал их. — Сейчас около половины третьего, если учесть, что они спешат минут на сорок. — Затем, тщательно прицелившись, он запустил часами в большой фонарь, висевший на цепи перед входом в гостиницу.

Фонарь разлетелся вдребезги, и град осколков осыпал полицейских. Одному из них порезало щёку.

Толпа радостно загудела. Люди бросились вперёд, сметая с пути полицию. Начальник караула Эймс — человек, которого старатели уважали за справедливость, — встал в дверях и старался перекричать толпу. Но его оттолкнули, и старатели ринулись в гостиницу, ломая по пути мебель. Перила лестницы с грохотом обрушились. Какой-то старатель схватил перекладину и начал размахивать ею, стараясь разбить лампы. В буфете били бутылки. Дик, которого толпа увлекла за собой, заметил, что несколько мужчин, слив виски из бутылок в ведро, пустили его потом по рукам. Гостиница была разгромлена.

Дик и Шейн с трудом выбрались на улицу; им хотелось увидеть, что происходит на дороге. Полиция выстроилась на обочине. Юный офицер пригнулся к шее лошади, слушая, что ему говорит начальник караула Эймс; впрочем, он по-прежнему был ко всему равнодушен. С каждым мигом толпа росла. Добрых десять тысяч старателей теснились и кричали на холме. Бегство Бентли через прииски привлекло сюда почти всех мужчин, желавших разнюхать, чем тут пахнет.

— Солдаты!

Наступило молчание. Шейн схватил Дика за руку и указал на долговязого парня, ирландца с виду, который шёл вразвалку к концу кегельбана, держа в руках охапку бумаг и тряпья. Толпа следила за ним затаив дыхание. Дойдя до наветренного конца кегельбана, парень свалил свою ношу под холщовым навесом и не спеша чиркнул спичкой. Дик взглянул на молодого офицера, который, сидя на лошади, через головы толпы следил за происходящим. Офицер медленно поднёс руку к кобуре револьвера, но затем, пожав плечами, наклонился вперёд и похлопал лошадь по шее.

Бумага вспыхнула, пламя побежало по кегельбану, и холст загорелся. Ветер быстро погнал языки пламени к гостинице. Толпа снова стала вопить и стучать ногами, и этот шум слился с рёвом огня. Солдаты, присланные из лагеря после того, как туда примчался перепуганный Бентли, уже въезжали в лощину Спесимен, но спасти дом было невозможно. Он весь был охвачен пламенем.

Чёрная тучка появилась над чёрным холмом и пролила несколько крупных капель дождя; но огонь, достигший теперь крыши, вырвался из-под конька, и золотой его венчик, словно в дикой пляске, метался над столбами дыма. Затем ветер вдруг утих, и крыша провалилась со страшным грохотом.

Глава 4. Свалка

Дику захотелось выбраться из этой неразберихи. Теперь, когда гостиница сгорела, у старателей пропала всякая решимость; им больше нечего было делать, и они растерялись. Солдаты оттеснили их назад и усердно старались не допустить распространения огня. Военный в форме старшины громким голосом, тонувшим, однако, в общем шуме, читал закон о мятежах. Дик понял всё же, что старшина именем королевы приказывает толпе разойтись.

— Это мерзавец Мильн, — сказал Шейн. — Чтоб у него язык сгорел!

Старатели, охваченные гневом, который не находил выхода, то топтались на одном месте, то начинали наседать на солдат, и вскоре неподалёку завязалась драка. Дика оттеснили от Шейна. Сперва он отчаянно боролся, а потом решил, что лучше всего поскорее убраться отсюда. Пуская в ход кулаки, локти и колени, Дик выбрался наконец на свободное место. Он стоял, тяжело дыша, полный решимости уйти домой, как только сообразит, где легче пробраться сквозь толпу.

Но тут он услышал чьи-то крики и узнал голос Шейна. Он снова нырнул в толпу и протолкался сквозь неё как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шейна тащили сквозь ряды полицейских; лицо Шейна было разбито и окровавлено.

— Надеть наручники на это животное! — сказал офицер холодным, равнодушным голосом.

Полицейские поспешно защёлкнули наручники на запястьях Шейна. Стоявшие поблизости старатели возмущённо закричали и бросились вперёд, но, испугавшись при виде направленных на них ружей, остановились.

— Освободим его! — завопил Дик. — Вперёд!

Толпа угрожающе двинулась на полицейских, Дик споткнулся и, наклонившись, увидел у себя под ногами большую почерневшую головню. Он поднял её, размахнулся изо всех сил и метнул в лейтенанта. Головня угодила тому прямо в живот. Лейтенант громко замычал от боли, скорчился и рухнул с лошади на землю. Лошадь встала на дыбы, а затем рванулась вперёд, смяв ряды полицейских. Те отпрянули, чтобы избежать копыт напуганной лошади, и лишь немногие, бросив винтовки, кинулись на помощь упавшему офицеру. Дик, в сопровождении десятка наиболее смелых старателей, напал на полицейских; началась ожесточённая свалка. Добравшись до лошади, Дик схватился за повод и повернул её туда, где стоял в наручниках Шейн. Тот воспользовался сумятицей и вырвался из рук державшего его фараона. Следя за движениями Дика, он ринулся вперёд и встретился с ним в небольшом пространстве, которое очистили испуганные лошадью полицейские. Люди, возившиеся с потерявшим сознание офицером, заслоняли Дика и Шейна от выстрелов, но нельзя было терять ни минуты. Один из полицейских, гнавшихся за Шейном, налетел с размаху на группу, занятую спасением офицера, и с руганью растянулся на земле.