Восстание на золотых приисках - [33]

— Ты страшно помогла мне, — сказал он, покраснев, — если только это можно назвать пользой.

— Чем же я тебе помогла? — спросила Козима.

— Благодаря тебе мне всё стало видеться по-другому. Ты… но я не сумею этого объяснить.

— До сих пор я думала, что только благодаря виски людям всё видится по-другому.

— Я хотел сказать, что ты помогла мне узнать правду о жизни.

— Это было бы чудесно, — печально сказала Козима. — Знаешь, мне иногда приходит в голову, что я страшно тщеславна, и тогда я нарочно мажу себе нос сажей и выворачиваю чулки наизнанку, и тётя считает меня просто неряхой. Но она ошибается… — Козима помолчала, потом глубоко вздохнула и наконец решилась: — Это я смиряю гордыню. Вот! — Она подождала, пока её слова дойдут до Дика, и продолжала: — Только это тайна, я ещё никому об этом не говорила, и если ты проболтаешься, то я сейчас же постригусь в монахини, потому что не смогу никому глядеть в глаза от стыда.

— Я лучше умру, чем скажу кому-нибудь, — взволнованно сказал Дик.

Он не совсем понимал, в чём состоит тайна, которую ему было велено хранить, так что мог дать это обещание с чистой совестью.

— Ну смотри. Куда ты идёшь теперь?

— Нужно повидаться с отцом и матерью. Они, вероятно, тревожатся.

— Можно мне пойти с тобой?

— Конечно, я был бы очень рад. Но твоя тётя на меня рассердится…

— Вовсе нет, она всегда сердится только на меня. Из-за всего.

— Но ведь тебе нужно присматривать за домом…

— Пусть сам присматривает за собой. Как славно было бы, если бы воры утащили фортепиано! Ты только подожди минутку.

Она побежала вверх по лестнице. Дик отлично знал, что миссис Вертхайм запретила бы Козиме идти с ним, но он был так потрясён непостижимой тайной, которой с ним поделились, и так хотел быть достойным доверия, что не мог отказать Козиме в её просьбе. И затем ему очень хотелось прогуляться с нею. Через несколько минут он услышал её шаги на лестнице и уже раскрыл рот, чтобы объяснить, почему молодой девушке не следует гулять в такой час. Но, к своему изумлению, он не увидел девушки. Перед ним стоял мальчик. Не будь Дик уверен, что, кроме Козимы, некому было спуститься сверху, он бы её ни в коем случае не узнал. На ней была голубая рубашка, старые вельветовые штаны и куртка, а косы она спрятала под кепи.

— Полгода назад один из жильцов оставил здесь этот костюм, — объяснила Козима. — Он сказал, что костюм придётся мне впору, и я его припрятала.

— Но ты уверена, что твоя тётя не будет недовольна?

— Конечно, будет недовольна. Только это глупости, и о них не стоит говорить. Я оставлю ей записку.

Она взяла карандаш, бумагу, написала несколько слов и вставила записку в раму зеркала, стоявшего в прихожей: «Рядовой К. Вертхайм ушёл на дежурство. Вернётся попозже».

И она со смехом выбежала на улицу.

Они немного прошли по дороге, потом свернули на равнину.

— Мне не хочется являться к твоим родным в таком виде, — сказала Козима. — Взрослые не так просто смотрят на вещи, как мы. Я подожду тебя поблизости.

Дик оставил её сидящей на старой перевёрнутой тележке неподалёку от своего дома, а сам побежал к родным. Он застал их обоих дома и услышал те же разговоры, что и вчера днём. Мистер Престон уверял, что губернатор пошлёт тысячи солдат и матросов с пушками и что всех участников восстания повесят, как изменников, а Дика, которого он величал одним из зачинщиков, ещё и четвертуют. Миссис Престон, более разумная, хотя уже не такая весёлая, как прежде, просто уговаривала Дика держаться подальше от борьбы.

— Нам нужно перебраться на другие прииски, — говорила она, — или уехать в Новый Южный Уэльс. У отца всё уже готово к отъезду.

— Приготовления не заняли много времени, — сказал мистер Престон. — Нечего было готовить. Я всё распродал. Получать тоже почти нечего. Сандерс и его родственники, которые были нашими компаньонами, купили участок. Теперь тут, чего доброго, откроется жила с самородками.

— Не падайте духом, — сказал Дик. — Всё имущество крупных землевладельцев будет поделено между бедняками. Больше нельзя допускать, чтобы люди, которые стакнулись с правительством, владели половиной страны.

— Но тогда, — уныло сказал мистер Престон, — на каждого придётся так мало, что из этого вообще ничего не выйдет. С таким же успехом мы могли бы попытаться завести ферму на участке нашей заявки, величиной восемь ярдов на восемь.

— Разумеется, — ответил Дик. — Так говорят и Кенворти, и Кеннеди. Вот бы вам послушать их! Они замечательно говорят.

— Не сомневаюсь, — сказал мистер Престон. — Только ослы могут слушать этих краснобаев: у остальных уши недостаточно длинные.

Но тут Дик вспомнил, что Козима ждёт его. Он поспешно распрощался и пообещал прийти вновь завтра, в воскресенье. У него было грустно на душе, когда он вышел из хижины. Он шёл потихоньку, раздумывая. Нагнувшись, чтобы завязать шнурок от башмака, он отчётливо услышал чьи-то шаги сзади.

Шаги тотчас же затихли. Дик выпрямился, пошёл дальше и внезапно остановился снова. И снова ему послышались шаги человека, который останавливался, как только останавливался он. Место, где ждала его Козима, было совсем рядом, и Дик призадумался, как теперь быть. Он решил, не мешкая, встретить Козиму и вместе с ней бегом добраться до дороги.