Восстание на Боспоре - [4]

– Эй, кто там, говори? – громко окликнул он, стараясь рассмотреть в темноте сгорбленную фигуру, что еле маячила среди кустарников в слабых отблесках гаснущего костра.

– Не кричи, добрый человек, – послышался глухой, сдавленный голос, – заклинаю тебя Папаем, а если ты сатавк, то и свободой отцов и дедов наших!..

Услышав имя самого большого скифского бога, Баксаг опустил топор и отозвал собаку, однако продолжал быть начеку. Человек выбрался из кустарников и приблизился к костру. При свете рдеющих углей стало возможным разглядеть его бороду, две блестящие точки в настороженных глазах и остроконечный войлочный колпак, треугольником врезанный в небо, чуть белесое на западе.

– Не произноси зря имя Папая и не поминай свободы нашей, что давно нами утрачена, – сурово ответил Баксаг, продолжая всматриваться в крепкую фигуру ночного гостя. – Подходи с добрым сердцем. Да не наступи ногой на внука моего, вот он спит.

– Слышу слова твои и радуюсь им. Чую в них душу сколотскую!.. Истинно сказано – утрачена сатавками свобода. Но утраченное можно вернуть!..

– Можно, да не все!.. Вот молодость моя и сила остались в прошлом, и никто не вернет их мне.

– Твоя молодость и сила вернутся в делах сынов твоих и внуков! Так установлено богами.

– Дай-то бог, – Баксаг, вздохнув, посмотрел на спящего внука. – Хотелось бы мне увидеть из страны теней внука моего в лучшей жизни, чем моя. Слышу твой говор и догадываюсь – не сатавк ты, а оттуда, с Дикого поля.

– Истинно так, оттуда. Я из племени свободных скифов, из рода Ястреба… Приюти меня, брат мой, и, если есть, дай что-нибудь перехватить на зубы. Брюхо к спине втянуло, так голоден. И устал, как вьючная лошадь… Именем Папая!

Гостеприимство и забота о случайном путнике – один из старинных законов сколотской жизни. Если же приют дается именем Папая, бога великого, то и забота должна быть оказана вдвойне.

Баксаг начал раздувать угли в костре. Но гость предупредил его:

– Не надо, не надо, брат мой. Не разводи огня, ибо не по доброй воле оказался я в степи. Лютые враги идут по моим пятам. А враги эти – царские люди. Они преследуют меня за ту правду, что я несу всем сатавкам от самого царя справедливого, Скилура!

Дед невольно опустил руки и застыл на миг при таком признании гостя. Он теперь лишь понял, что за птица пожаловала к нему. Гость, несомненно, был один из тех «тайных» людей, вести о которых прошли по всем селениям крестьян. Таких подстрекателей к неповиновению боспорским властям и распространителей слухов о «скором приходе царя справедливого сколотского» боспорские наемники разыскивали, как ценную дичь. И приютить такого у своего очага означало навлечь на себя большую беду.

– Кто бы ты ни был, – произнес несколько изменившимся от волнения голосом Баксаг, – но ты гость, посланник богов… А огонь я разводить не буду. Накормлю тебя хлебом и царским медом. Благо я пасечник.

Он вынес из шалаша чашку с медом и сухую лепешку. Сам он хлеба не пек и не имел его. Но люди, приходившие полечиться или посоветоваться, приносили в дар лепешки, иногда крупы и изредка кислое молоко.

По жадному чавканью и торопливым глоткам Баксаг мог заключить, что гость голоден, как раб у скупого хозяина, и не менее того измучен преследованием царской стражи.

– Ты не бойся моего прихода, – говорил гость, продолжая жевать, – меня здесь не захватят… Я сейчас ушел бы за вал в степи, но вот уже две ночи не спал. Если дашь мне уснуть до первых петухов, то я задолго до рассвета буду далеко. Да будет милостив Папай к тебе, добрый сколот!.. Недолго осталось всем вам терпеть эллинское иго. Скоро, скоро придет наш царь-освободитель Скилур! Он изгонит эллинов из Тавриды, вернет сатавкам их вольности, земли, их законы. Будет взимать лишь самую малую дань. Снова будете счастливы! Вот жизнь будет – умирать не надо!.. Но сатавки должны помочь Скилуру, когда он подойдет к границам Боспора. Всем надо подняться сразу, дружно. Старый и малый должны взять в руки косы, серпы и топоры, чтобы пожать кровавую жатву. Поле для этой жатвы уже поспело!..

– Помоги тебе боги, – пробормотал старик, творя молитву ночным духам, дабы они не нашептали преследователям, где сейчас укрывается беглец.

– Спасибо, отец и брат, прими чашку да дай мне воды испить.

– Вода в ведерке… А спать я тебя уложу в шалаше, хотя там и жарковато. Я загорожу тебя старыми колодками из-под пчел и бочками. Там тебя никто же найдет.

– Вот спасибо, – ответил совсем сонным голосом скиф, – веди меня, а то я упаду на землю, тогда ты меня и копьем не поднимешь…

Свалившись в шалаше на ложе из сухой травы, гость испустил могучий храп, слышимый даже у костра. Старик решил было не спать всю ночь, но и его разморило, он прислонился к стене хижины и погрузился в сон.

Дежурным стражем остался Аримасп.

4

Утро пришло для Савмака незабываемым на всю жизнь. События, что произошли после восхода солнца, оказали решающее влияние на его дальнейшую судьбу.

Он открыл глаза, разбуженный криками людей и лошадиным фырканьем. И сразу зажмурился от ярких солнечных лучей. Присмотревшись, увидел, что дед уже на ногах, Аримасп лает сердито, а из кустов выглядывают лошадиные морды и гребнистые шлемы всадников, один из которых грозно окрикнул ломаным скифским языком: