Восстание на Боспоре - [11]

– Эй, ты! Куда лезешь, дурак?

Из-за спины сердитой хозяйки показался старшина. Его желтая борода блестела от жирной пищи и шевелилась, подслеповатые, воспаленные глаза щурились не то от света, что ударил в дверь, не то от выпитого вина. Он что-то жевал.

Но тут Савмак увидел край стола, а за ним людей, одетых в красное и синее, с мечами. Ранее мелькнувшее предположение сразу перешло в уверенность. Сердце застучало, дыхание прервалось. Он не мог сказать ни слова. Он узнал фракийцев. Безмолвно протянул руку со жбанком и с усилием произнес:

– Вот… мед принес, с пасеки…

– Кто там есть? – послышался страшно знакомый голос из глубины горницы. – Может, нашелся нож?

Савмак оторопел, его лицо залила краска. Такой вопрос показался ему громче грозового удара. Откуда они догадались, что он нашел на дороге этот проклятый нож-красавец? Опасность словно подхлестнула его.

– На пасеку напали конные люди! – выпалил Савмак неестественно высоким голосом. – Все разорили, деда убили насмерть… А мед не успели увезти… Вот я принес дуплянку, а там еще осталось. Надо забрать!..

– Что ты говоришь? – побагровел комарх. – Да ты не спятил с ума?

– Клянусь богами!.. Нет больше дедушки… Убили царские люди…

– Врешь, сын жабы! Сразу вижу, что врешь, хочешь подшутить надо мною!

Пьяный старшина сделал движение, как бы засучивая рукава.

– Я не посмотрю на то, что твой дед водится с ночной нечистью! Обоих палками проучу!

Сильная рука схватила Савмака за дерюгу. Гнилой холст разъехался, и мальчишка в ужасе почувствовал, как что-то холодное поползло по животу. Это поехал вниз нож, он сейчас упадет на пол. Савмак выронил жбанок, но жена комарха проворно подхватила его. С мгновенной хитростью Савмак упал на колени, оставляя ворот и часть рубахи в руке пьяного старшины. Зато быстрым движением укрепил нож за поясом.

– Клянусь, – повторил он, – убили деда. Я зарыл его в могилу, а сам прибежал сказать. Народ надо собирать, за деда мстить!..

Глаза старшины превратились в два красных кружка. Слова остановились в горле.

– Народ собирать? – прохрипел он. – Да как ты смеешь…

Ему не удалось закончить. Послышалась ломаная скифская речь, комарх оказался слева, а перед окаменевшим от ужаса Савмаком вырос тот самый чернявый сотник с остроконечной бородкой, что убил Баксага.

– Что такое здесь? Может, мальчишка находил мой нож? Если да, то мы не будем брать выкупа с вашей деревни…

– Вот он… – в исступлении вскричал Савмак сквозь поток слез, – вот он убил деда! Он!.. А ножа я не видел и не находил, да покарают меня боги, если вру!

В ужасе, с дрожью в коленях Савмак выскочил из дома, сопровождаемый громким хохотом фракийцев.

Ослабев от слез и волнения, мальчишка не мог бежать дальше. Он оказался между коновязями и сараями, что окружали двор комарха. Лошади равнодушно подняли головы, продолжая жевать свежескошенную траву. Позвякивали наборные узды. Остро ударила в голову мысль, что насчет ножа он соврал. Впервые в жизни. И поклялся богами. А ложь, как говорил дед, является осквернением и приносит несчастье. Подойдя к буланому коню, он приложил руки к его теплой шее. Этим он передавал скверну лжи животному, сам от нее очищаясь.

За оградой в саду все еще пели песни деревенские песенники, собранные сюда по приказу старшины, чтобы развлечь гостей.

8

Всхлипывая, но уже оправившись от трясучки во всем теле, Савмак услышал сзади хрипение и стон. В испуге хотел было бежать, но стон сменился человеческим голосом, исполненным страдания:

– Добрый человек!.. Не проходи мимо!.. Дай воды напиться, хоть глоточек!..

Слова падали будто сверху. Савмак поднял глаза, но увидел лишь голубое, веселое небо со стремительными стрижами, гонявшимися друг за дружкой.

– В сарае я, позади тебя, – опять послышался таинственный голос.

С бьющимся сердцем подросток повернул голову и действительно увидел сарай с дверью, подпертой колом.

– Открой дверь да принеси мне, ради Папая, воды холодной.

С боязливым любопытством Савмак откинул кол и приоткрыл скрипучую дверь, вернее, ворота, через которые можно было проехать с возом. Жуткая полутьма и тишина наполняли внутренность сарая. Острыми голубыми стрелами проникали сквозь щели лучи солнца. В них крутились пылинки, вспыхивающие огнем. Что-то бесформенное обрисовалось на земляном замусоренном полу и, зашевелившись, застонало. Страшно… Мальчишка, пересиливая себя, сделал шаг вперед и увидел человека, скрученного нещадно волосяными арканами и брошенного здесь в самой неестественной позе. Его голова оказалась закинутой назад, глаза страдальчески выпучены, полуоткрытый рот выглядел черной дырой среди жестких усов и бороды. Он дышал тяжело, издавая те звуки, что испугали Савмака.

– Водицы, водицы… – прохрипело из черного рта.

– Напиться?.. Сейчас… А почему ты скручен так? Кто связал тебя? Старшина или то царские люди, что деда убили?

– Деда твоего? – с усилием переспросил связанный. Остекленевшие глаза сверкнули. Он узнал малолетка, который на пасеке натравил пчелиное войско на фракийцев. – Так это ты, пчелиный воевода?.. Молодец!.. Витязем будешь?.. Ты понравился мне!..

Теперь мальчишка разглядел, что над левым глазом пленника набежала изрядная шишка, а правая щека вздулась и лоснилась. Он узнал того человека, по-видимому друга деда, что оказался утром в их хижине. Слезы потекли по его щекам, опять хотелось жаловаться и причитать, но он сдержался и сжал кулаки, нахмурив лоб.