Восстание Болотникова 1606–1607 - [31]

Первое, что следует отметить, говоря о русском городе конца XVI — начала XVII в., — это растущую политическую активность городского населения, посадских людей. В этом отношении показательными являются события 1584 и 1587 гг., когда «чернь Московская» и «торговые мужики» играли столь видную роль в борьбе между Борисом Годуновым и его политическими противниками.

В мае (по другим источникам — в апреле) 1584 г. «чернь Московская приступали к городу большему Кремлю, и ворота Фроловские выбили и секли, и пушку большую, которая стояла против Фроловских ворот, на Лобном месте, под город подворотили; и дети боярские многие на конех из луков на город стреляли». Правительство вынуждено было послать «ко всей черни», для уговоров, думного дворянина Михаила Андреевича Безнина[183] и дьяка Андрея Щелкалова, (которые «чернь уговорили и с мосту сослали», чем и водворили спокойствие в столице[184].

События весны 1584 г. интересны и важны для нас не столько в плане изучения борьбы между политическими группировками в правящих кругах Москвы[185], сколько тем, что исключительно ярко рисуют «московскую чернь» как мощную силу и активный фактор, пытающийся вмешаться в ход развертывавшихся перед ее глазами событий.

Еще большей остроты достигает борьба Московского посада в 1587 г., когда от «заворовавших» «торговых мужиков» московские власти «в Кремле городе в осаде сидели и стражу крепкую поставили».

Свидетельствуя об активном участии городского населения Москвы в политической борьбе, события 80-х годов XVI в. не дают, однако, возможности проследить противоречия внутри самого населения Московского посада, вскрыть противоположность интересов городских низов и посадских верхов.

Принципиально иную черту внутренней жизни русского города сообщает «Повесть о Гришке Отрепьеве». Рассказывая о голоде 1601–1603 гг., автор «Повести», нарисовав картину ужасов голода («то бо есмь аз видех своима очима»), продолжает: «богатых домы грабили и разбивали и зажигали; тех людей имаху и казняху: овых зжигали, а иных в воду метали»[186].

Это замечательное свидетельство современника-очевидца, затерявшееся среди неисчерпаемых богатств «Примечаний» к «Истории государства Российского» Карамзина, вводит нас в совершенно иную социальную атмосферу: водораздел борьбы проходит уже не по линии «посад» — «правительство», а между «богатыми» и голодающими городскими низами, перекликаясь с такими явлениями, как восстание Хлопка[187]. В ином свете предстает и правительство Бориса Годунова. Знаменитая благотворительность царя Бориса, оказывается, сочеталась и дополнялась беспощадной расправой с голодными бунтами, вплоть до самых жестоких и демонстративных казней.

Дальнейшее нарастание социального и политического кризиса в стране не ослабляет, а еще более усиливает классовые антагонизмы в городах.

Поход на Москву Лжедмитрия I вызывает новый подъем борьбы городских низов Москвы. Как известно, этот авантюрист и ставленник польской шляхты широко использовал в своей борьбе за московский престол «царистскую психологию» народных масс, их мечты о «хорошем царе». Но призывы Лжедмитрия к борьбе против Бориса Годунова по-своему истолковывались городскими низами. Разрядные записи за 1605 г. сохранили очень ценные материалы, характеризующие позицию московского «мира», «мужиков», в дни, когда Самозванец приближался к Москве. Приезд в Москву агентов Лжедмитрия, Гаврилы Пушкина и Наума Плещеева, с грамотой Самозванца, призывавшей москвичей целовать ему крест, явился толчком для выступления московских городских низов, направленного против феодальной знати и богатой верхушки посада. События приняли такой оборот совершенно неожиданно и стихийно: «Гаврило Пушкин да Наум Плещеев, приехав к Москве с прелестными грамотами сперва в Красное село и собрався с мужики, пошли в город, и пристал народ многой, и учали на Лобном месте грамоты честь, и послали в город по бояр. И на Лобном месте Богдан Белской учал говорить в мир: яз за царя Иванову милость ублюл царевича Дмитрия, за то и терпел от царя Бориса. И услыша то, и досталь народ возмутился и учали Годуновых дворы грабить; а иные воры с миром пошли в город, и от дворян с ними были, и государевы хоромы и царицыны пограбили»[188].

Таким образом, московский «мир», «мужики», «народ» превратили церемонию присяги Самозванцу в поход против бояр и расправу с ними, причем «народ возмутился» далеко не против одних Годуновых. Из другой записи об этих событиях мы узнаем, что в тот день, когда «на Москве бояре и всякие люди Ростриге крест целовали...», «и тово ж дни в суботу миром, всем народом грабили на Москве многие дворы боярские, и дворянские, и дьячьи, а Сабуровых и Вельяминовых всех грабили»[189].

Внимательный наблюдатель Исаак Масса дает в своих записках ценный комментарий к этим событиям 1 июня 1605 г. По его словам, бояре в Москве «чрезвычайно страшились простого народа (gemeyn peupel), который был нищ и наг и сильно желал пограбить московских купцов, всех господ и некоторых богатых людей в Москве, так что воистину в Москве более страшились жителей, нежели неприятеля или дмитриевцев. Ибо почти все они, то-есть главные начальники, получали письма от Дмитрия, но не подавали вида и ожидали его прибытия или посланий к народу, чтобы каждому приказать, что надлежит делать»