Воспоминания Жанны Кригер - [2]

Надо, наверное, напомнить, что такое погромы вообще, и что такое кишиневские, конкретно. Евреев почти нигде не жаловали. Чужаки не нужны никому. Но чаще всего евреев громили в России. Не случайно слово «погром» имеет русское происхождение. Говорят, громили иноверцев. Возможно и так, но не такие уж черносотенцы ценители христианства, чтобы ради своей веры идти на массовое кровопролитие. А вот когда перед пьяным сбродом маячит возможность личного обогащения, тогда он проявляет кровный интерес. И это не домысел, поскольку невозможно припомнить хоть один еврейский погром без грабежей имущества беззащитных. Черносотенцы не брезговали ничем. Отнимали все, что видели, насиловали женщин, убивали стариков и детей. А поводы для начала погрома особой сложности не представляли. Как всегда, выдумывалась история. Например, убили евреи крещеного младенца, чтобы его кровь использовать для приготовления мацы. В вариациях тоже не было недостатка. Те же кишиневские погромы оправдывались тем, что якобы еврей убил свою православную прислугу. Тот факт, что она умерла от болезни, и что хозяин делал все для того, чтобы спасти ее жизнь, никакого значения не имел.

Да и какое может быть значение, если погром разрешил сам самодержец всея Руси? Зачем? Страну раздирали революции, трон империи ежедневно утрачивал устойчивость. Как отвлечь недовольные массы от революционных идей? Надо не только показать им, кто повинен во всех бедах, но и дать возможность «отвести душу». И стало так. Потом, уже после кровопролития, царь обратился к евреям с сочувственным посланием, сожалениями о случившемся. Это фарисейство было одобрительно встречено некоторой частью еврейства, понадеялись, что зверству будет положен конец. Но два года спустя вспыхнул новый погром, не менее жестокий.

Это было жутко видеть. Пьяные толпы заполонили улицы, впереди шли попы с хоругвями. У толпы, как известно, не бывает мозгов, она не умеет думать. Да и отправились они в свой омерзительный путь совсем не за тем: громить, грабить, насиловать, убивать. Дедушка с бабушкой жили в то время в одном доме с двумя женщинами, матерью и дочерью. Ни фамилии, ни имен их не помню, но знаю, что дочь держала парикмахерскую, а мать славилась тем, что когда–то работала нянькой у самой царской семьи. Ходили слухи, будто она нянчила цесаревича Алексея.

Перед тем, как толпе подойти к нашему дому, мать парикмахерши сняла с красного угла икону и вышла к подъезду. Женщина известная, славилась высоким авторитетом. Встала на пути громил, подняв в руках икону, и говорит: «Сюда не заходите! Здесь живут хорошие люди. Их нельзя обижать». И толпа, немного помявшись у дверей, повернула в сторону. Так пришло неожиданное спасение.

В тот же вечер дедушка и бабушка собрали детей и срочно вывезли в какой–то соседний городок к родственникам. После завершения погрома они вернулись. Черносотенцы больше к нашему дому не подходили. А не окажись такой соседки рядом, кто знает, чем это могло закончиться. Тем более, что поживиться в семье дедушки было чем. Мама моя все это пережила, ребенок–ребенок, но что происходило в городе, понимала. Страх, боязнь черносотенской толпы сохранились в ее сердце на всю жизнь. Уже потом, когда я была взрослой и по Свердловску поползли слухи о том, что должна начаться новая волна гонений на евреев (мы потому и уехали в Израиль), она доставала топорик для рубки мяса и говорила мне:

— Жанна, положи под тумбочку, мало ли что может быть!

— Да что же это? — отвечала я ей. — Неужели стану топориком размахивать?

— Не знаю, но чтобы что–то под рукой было, — возражала она.

Инстинкт самосохранения, вложенный в нее кишиневскими погромами, не отпускал ее до последних дней. Это жуткие картины. Пьяная толпа гуляет по городу, крушит дома и заведения богатых евреев. Бедным тоже доставалось, но не так. Кстати, был у меня такой случай. Одной знакомой еврейке я подарила пластинку с еврейской музыкой. На следующий день встречаю ее:

— Как тебе мой подарок?

А она плачет.

— В чем дело?

— Ой, Жанночка, — говорит, — под эту музыку погромщики отрубили голову моему отцу. Отец прятался в колодце. Нашли, вытащили и убили на глазах у всех.

Правда, случилось это не в Кишиневе, а на Украине, но какое это имеет значение?

Согласно Еврейской Энциклопедии, в дни христианской Пасхи 6 апреля 1903 года в Кишинёве разразился жестокий еврейский погром. Непосредственным поводом к нему послужил кровавый навет в близлежащих Дубоссарах, а вдохновителями были редактор антисемитской газеты «Бессарабец» П. Крушеван, публиковавший в этой газете злобные антисемитские статьи, и жандармский офицер Левендаль. Погромщиками были в основном молдаване, а также несколько специально для этого приехавших в Кишинёв русских. Группы еврейской самообороны под руководством Я. Бернштейн — Когана были разоружены полицией и войсками, а их участники арестованы. Ужасы кишинёвского погрома (убито 49 человек, ранено 586, разгромлено более полутора тысяч еврейских домов и лавок) взволновали общественное мнение Европы и Америки, и в пользу пострадавших со всех концов света поступали пожертвования. Дело о погроме рассматривалось в Кишинёве сессией особого присутствия Одесской судебной палаты в конце 1903‑го и начале 1904 года. Интересы потерпевших защищали О. С. Грузенберг и С. Е. Калманович, а также адвокаты–христиане Н. П. Карабчевский, А. С. Зарудный, С. С. Соколов и другие. Признанные виновными погромщики получили легкие наказания. Х. Н. Бялик посвятил кишинёвскому погрому поэму «Бе-`ир ха–харега» («Сказание о погроме»), В. Г. Короленко описал эти события в очерке «Дом 13», Л. Толстой выразил сочувствие жертвам погрома и обвинил царское правительство в прямом к нему подстрекательстве.