Воспоминания - [6]
На Колыме я получила несколько писем от Елены Дмитриевны, они были краткими, деловыми, доброжелательными.
Когда встал вопрос о партийной реабилитации отца, мне пришлось еще раз обратиться к А.И. Микояну и Елене Дмитриевне. Партийный инструктор, разбиравший дело отца, был настроен весьма мрачно и в разговоре больше всего акцентировал „ошибки“ отца. Парадоксально, но партинструктор совершенно не интересовался литературной деятельностью отца. А. Г. Дементьев (председатель комиссии по литературному наследию) предложил написать для КПК нечто вроде очерка о литературной деятельности отца. Партинструктор ответил: „не надо“.
Отец был посмертно восстановлен в партии со стажем с 1904 года, что я приписываю исключительно вмешательству Елены Дмитриевны и А.И. Микояна.
Летом 1957 года, после двадцатилетнего отсутствия, я вновь приехала в Москву. Через несколько дней я позвонила Елене Дмитриевне, попросила разрешения зайти к ней и поблагодарить ее лично.
Во время нашего телефонного разговора один из первых вопросов ее был:
— Есть ли вам где ночевать?
Предложила свою квартиру. Я жила в отдельной комнате у друзей мужа, в ночлеге не нуждалась, но вопрос Елены Дмитриевны и ее предложение меня просто потрясли. Почти никто из моих старых друзей детства не поинтересовался, где я живу, устроена ли я.
Ясным июньским утром я отправилась с большим букетом цветов в Дом правительства на улице Серафимовича, где жила Елена Дмитриевна и где в 37-м году, до ареста отца, жила наша семья. Меня смущала предстоящая встреча, а больше всего букет цветов, я не знала, как отнесется к нему Елена Дмитриевна.
Дверь мне открыла она сама. Передо мной стояла очень старенькая, высокая, несколько согнутая худощавая женщина в очках, с длинным, иссеченным морщинами лицом, с белоснежной головой.
В небольшом кабинете с балконом, выходящим на двор, уставленном старой мебелью, книжными шкафами, висело два портрета Сталина.
За цветы Елена Дмитриевна меня поблагодарила и сказала, что очень любит их. В эти дни у нее жила только что вернувшаяся из ссылки первая жена Зиновьева, Равич. Елена Дмитриевна собиралась устраивать ее в дом для престарелых, но Равич скоропостижно умерла, тут же, в квартире, и пришлось Елене Дмитриевне вместо жилья хлопотать о ее похоронах.
Осенью 1960 года (я уже жила постоянно в Москве) старшая дочь Уткеса, Дина Давидовна, ссылаясь на занятость, заручившись предварительно согласием Елены Дмитриевны, предложила мне помогать отвечать ей на письма. Писем приходило огромное количество со всех концов Советского Союза. Адреса нередко бывали самые фантастические, а иногда просто писали: Москва. Стасовой. На наиболее важные и сложные письма, а также на письма друзей, отвечала сама Елена Дмитриевна вместе с секретарем А.П. Волковым, остальные же раздавались ее товарищам и знакомым по 15–20 штук на неделю. Письма были самые разнообразные: с просьбой помочь с квартирой, с пенсией, таких было большинство, но были, например, и такие: муж просил воздействовать на жену, которая его „угнетает“. Очень много было писем из лагерей. К этому времени осужденные в 36 — 39-м годах по 58-й статье были уже реабилитированы, и Елене Дмитриевне писали уголовники или осужденные по бытовым статьям. Изредка встречались письма осужденных за сотрудничество с немцами во время войны. Конечно, были и другие письма: от друзей, связанные с вопросами истории партии, часто обращались авторы за справкой или советом, пишущие книги о революции, о подполье и т. д.
В газете „Советская Россия“ была опубликована статья о том, как Елена Дмитриевна помогла освободиться из лагеря двум „заблудшим“ парням. После этого хлынул большой поток писем от заключенных. Некоторые надеялись добиться если не свободы, то сокращения срока, другие просто были рады возможности переписки, ведь каждое письмо с воли так дорого в лагере.
В письмах часто бывали вложены фото детей, копии приговоров. Обычно заявление и копия приговора с короткой запиской от Елены Дмитриевны с просьбой разобраться отправлялось в соответствующие инстанции (Верховный Суд СССР, РСФСР и т. д.). Очень редко выражала Елена Дмитриевна свое более близкое отношение к делу; бывали приписки: „мне кажется, что можно верить автору письма“ и т. д. Отказывалась она хлопотать по делам об особо тяжелых преступлениях: изнасилованиях, преднамеренных убийствах. На каждое письмо она обязательно отвечала.
Помню, попало мне как-то письмо от человека, осужденного за крупное хищение, человек приговор не оспаривал, считая только, что с него взяли лишние 100 рублей (в старом исчислении) за адвоката. Признаюсь, я нашла, что вмешательство Елены Дмитриевны здесь совсем не обязательно, о чем ей и сказала.
Елена Дмитриевна возмутилась:
— То есть как это не надо мне вмешиваться? Человек ко мне обращается. Вы понимаете, что вы говорите? Не ответить на письмо!
Письмо просителя было направлено в московскую адвокатуру.
Я любила смотреть, как работает Елена Дмитриевна. Она обычно сидела на диване у небольшого столика, на нем в навсегда установленном порядке лежали карандаши, ручки, бумага, конверты, стояла ваза с цветами. Елена Дмитриевна — сама сосредоточенность, внимание, ни лишних слов, ни лишних жестов.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.