Воспоминания - [20]

Тогда Лазарев попросил, чтобы ему показали карту, которая все время лежала на столе и по которой генералы делали свои указания, высказывая свои суждения о том, каким образом, по их мнению, нужно совершать штурм Карса. Когда Лазареву показали карту, он спросил: «Гдэ мы?» Ему показали место, где они находились; он спросил: «а гдэ Карс?» Ему показали Карс. Тогда он сказал: «Я пойду оттуда, гдэ мы, туда, гдэ Карс, и возму Карс». Все его объяснение заключалось в этом.

Через несколько дней действительно он так и сделал. Приказал брать Карс, сам был во главе войск, пошел и взял Карс, но при взятии Карса потерял довольно много людей. Потом мне рассказывал мой брат, что произошел нижеследующий инцидент. Известно, что для подкрепления кавказских войск из Москвы была пущена гренадерская дивизия, и начальником этой дивизии был генерал Роп, ныне член государственного совета и по летам едва ли не старейший. Генерал Роп прибыл на Кавказ с этой дивизией в качестве ее начальника. Известно, что при взятии Карса, во время штурма, эта дивизия отступила, затем в панике бежала, причем, как мне рассказывал мой брат, во главе бежавших был сам начальник дивизии генерал Роп. В это время один из туземцев – не помню, кто именно – как мне передавал брат, – не переставая кричал по адресу Ропа самые невозможные, неприличные ругательства. Затем, эта дивизия должна была удалиться с театра военных действий и вернуться в Россию; чтобы отойти от Карса и попасть в Москву, она опять должна была пройти через Тифлис. И вот эту дивизию должны были ночью провезти через Тифлис, потому что боялись, чтобы население города Тифлиса не наделало этой дивизии скандалов, тем более, что население Тифлиса состоит из туземцев – крайне храбрых, с громадною военною честью. Впоследствии эта дивизия была прозвана «ропкая» дивизия в честь ее начальника генерала Ропа.

Из числа других военных инцидентов, которые происходили в Тифлис на моей памяти, я припоминаю еще следующее: после того как я сдал выпускные экзамены в тифлисской гимназии, я пошел играть на бильярде в кавказской гостинице, находящейся на театральной площади; в это время произошел бунт тифлисского населения против мясников. Дело заключалось в том, что гражданской администрацией вся продажа говядины была отдана одному подрядчику, который эксплуатировал население. Население возмутилось и решило этого подрядчика убить. Собралась громадная толпа из туземцев, которая решила разыскать и убить подрядчика, его мальчика, вообще все его семейство.

Это было заранее известно, а поэтому о готовящемся дали знать грузинскому полку, который стоял в Белом Ключе, а также и Эриванскому полку, который стоял в Манглисе. И вот, когда я играл в гостинице на бильярде, я сделался свидетелем следующего: я помню, что еще до того момента, как эти полки скорым шагом вошли в город, приехал на дрожках мой отец. Он увидел громадную толпу народа, и, подъехав к пожарной команде, приказал, чтобы были вывезены пожарные трубы, и когда они были привезены, мой отец приказал обливать всех собравшихся людей и таким путем толпа была рассеяна. Так как мой отец пользовался большой популярностью среди населения, то они моего отца не тронули, и он, на моих глазах спокойно в экипаже ухал к себе домой. Затем, пришли солдаты. По обыкновению был назначен начальник войск (кто это был – я не помню), начальником же штаба был полковник Черкасов. И вот этот полковник Черкасов начал придумывать всевозможные умные планы: каким образом окружить и забрать всю эту толпу, или иначе сказать, он намеревался дать им бой. В то время, как он придумывал эти планы и намеревался сразиться на точном основании науки – часть этой толпы преспокойно дошла до места, где жил этот мясник, и убила, как его, так и все его семейство. Тогда все военные на Кавказе чрезвычайно смеялись над Черкасовым. Вообще на Кавказе офицеры генерального штаба никогда не пользовались никаким престижем. Помню, в то время, когда я играл на бильярде, то было сделано несколько отдельных залпов и выстрелов. Против гостиницы, где я находился, была аптека и вот там, в этой аптеке шальною пулею был убит молодой провизор.

Из военных того времени я помню Чевчевадзе, который впоследствии во время Турецкой войны был начальником кавалерии. Это был мужчина громаднейшего роста, в плечах у него была чуть ли не сажень, а талию он имел такую, какой могла позавидовать каждая молодая дама. Он отличался громаднейшей силой и необычайной храбростью. Помню, я видел его, когда он был начальником Сверского драгунского полка; потом я его встречал, когда он приезжал в Петербург, в то время я уже был министром. Про него военные совершенно серьезно говорили, что он весь вылит как бы из стали, и мой брат, конечно, смеясь, уверял меня, что он сам видел, как пули ударяя ему о череп – отлетали, и Чевчевадзе на это не обращал никакого внимания.

Чевчевадзе оставил о себе память, как о замечательно храбром военном кавалерийском генерале. Он поражал своей храбростью во время неожиданных набегов.

Помню, когда я был еще совсем мальчиком, я постоянно также слышал рассказы о генерале князе Бебутове, который вписал свое имя в историю Кавказской войны (я имею в виду не последнюю, а первую Турецкую войну, когда наместником еще был Муравьев, под начальством которого был взят Карс). С моего детства и юношества в моем представлении понятие о наших русских войсках так неразрывно было связано с туземцами-офицерами и военными начальниками, которые так много и многообразно отличались на Кавказе, что я теперь решительно не могу понять – каким образом в настоящее время можно относиться к туземному дворянству так, как ныне к нему относятся с новой лженациональной точки зрения.