Воспоминания - [115]
Но погода продолжала оставаться холодной и в библиотеках нужно было заниматься, сидя в пальто и в шапке. Мои библиотечные поиски были не очень удачны. Особенно меня удивила библиотека Школы Мостов и Дорог. Выло впечатление, что ею никто не пользуется. За две недели моих занятий там я не видел ни единого посетителя. Я надеялся найти в этой библиотеке труды и записи лекций крупнейших профессоров школы, но ничего этого не нашел. Давно не ремонтированное здание школы производило жалкое впечатление. А ведь когда то это была самая знаменитая инженерная школа в мире! Во второй половине апреля потеплело. Я сделал несколько загородных прогулок. Побывал в Версале. Приближалось время моего доклада и я отправился в Лондон. Доклад сошел благополучно. Было много публики. Задавали вопросы. После доклада меня пригласили на обед. Тут, очевидно, было совершено преступление — обед был настоящий, а не за пять шиллингов. Видно и в Англии умеют обходить законы.
После доклада я поехал в Кембридж. В связи с работой по истории сопротивления материалов меня очень интересовали тамошние букинисты и я провел бо́льшую часть времени в их лавках. Погода к тому времени улучшилась, потеплело, наступила настоящая весна. Сады колледжей были все в цветах. Я раньше никогда не видел Кембриджа таким красивым!
Из Кембриджа я отправился в Германию. Американское военное учреждение, ведавшее германскими лабораториями, было в Карлсруэ и я направился туда. Город за время войны сильно пострадал. В одном из уцелевших зданий устроилось нужное мне учреждение. Тут я узнал, что прежде чем начать осмотр лабораторий нужно устроиться с квартирой и выполнить ряд формальностей. Мне дали постельное белье и отправили в назначенное мне жилище. По дороге шофер немец рассказал о тяжелых условиях жизни местного населения. Немецкие деньги потеряли всякую цену. Купить на них ничего нельзя. Особенно трудно с питанием. Выдают только хлеб и то в ограниченном количестве. Вид у него был истощенный, одежда — изношенная старая военная форма немецкой армии. Чтобы не уснуть, он все время курил. Но это был не табак, а какое то самодельное курево. Настоящие папиросы были в большой цене и американцы ими пользовались для оплаты различных услуг.
Устроившись на новом месте, я вернулся в американское учреждение. Там был ресторан, где питались американцы. Пища была хорошая и цены низкие. Платили мы за обед тридцать центов. Расплачивались особыми деньгами, имевшими хождение только в зоне оккупации. С этими деньгами, как я позже узнал, производились разные мошенничества. Я узнал, что по субботам американцы отправлялись в Базель и там производили с деньгами военного времени какие‑то недозволенные операции. Однажды в вагоне, направляющемся на Французскую Ривьеру, я встретился с двумя американками, служившими в зоне оккупации. Они по неопытности обратились за советом ко мне. Из их объяснений я понял, что с ними имеется больше ста тысяч долларов, изготовленных для зоны оккупации и они хотят обменять эти доллары на франки. Я им объяснил, что эти доллары вне зоны оккупации не имеют никакой цены. Это их, конечно, не удовлетворило. Позже я видел их в обществе какого то субъекта выпивающими в вагон-ресторане. Очевидно они нашли нужный им путь для размена денег оккупационной зоны.
После трех дней хлопот в Карлсруэ я, наконец, получил все документы, нужные для путешествия в зоне оккупации. Мне дали автомобиль и шофера и я мог заняться осмотром немецких испытательных лабораторий. Решил начать с Гёттингена. Тамошнюю лабораторию я знал до войны и мог сразу увидеть происшедшие за войну перемены. Я знал также директора профессора Прандтля, моего давнего учителя. От него я надеялся получить сведения о положении экспериментальных наук в Германии, создавшемся за время войны и о мерах, предпринимаемых для восстановления деятельности лабораторий. Гёттинген во время войны не был разрушен. По молчаливому соглашению англичане не бомбардировали Гёттинген и Гейдельберг, а немцы — Оксфорд и Кембридж. Приехав в Гёттинген, я должен был прежде всего направиться в комендатуру и обеспечить себя жильем и питанием. Здесь была английская оккупация, но людям с американскими документами они оказывали такое же содействие, как и своим. Я получил без затруднений и комнату в гостинице, и разрешение на питание в английском ресторане. Устроившись с отелем, я направился к Прандтлю. Принял он меня очень радушно. За время войны ни он, ни его семья не пострадали. Но теперешняя оккупация его тяготила. Большие аэродинамические лаборатории, работавшие на войну уничтожены. Осталась целой только лаборатория для научных исследований, но и там работы почти прекратились за неимением денежных средств и материалов. Он рассказал, что Гёттинген уцелел от бомбардировки и в нем теперь собралось много немецких ученых, переселившихся из разрушенных городов. Они живут в тяжелых жилищных условиях и, лишенные лабораторий, не могут продолжать своей научной работы. Долго мы говорили с Прандтлем в этот вечер о бедствиях немецкой науки и вернулся я в отель, когда уже было далеко за полночь.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.